Рассказывай!
— Можно подумать, вы протокол не читали! — фыркнул я в ответ и вознамерился потребовать объяснений, но не тут-то было.
Куратор нацелил на меня алый огонёк папиросы.
— Рассказывай, Петя! Дело серьёзное!
Был Альберт Павлович до предела взвинчен, глаза казались покрасневшими, на щеках и подбородке появился намёк на щетину, сорочка выглядела несвежей, и если прежде я полагал, будто всё прошло по заранее проработанному плану, то теперь впервые в этом усомнился.
Пока излагал ход вчерашних событий, куратор курил, не переставая, а стоило только замолчать, и он потребовал:
— Дальше! Что было дальше?
— Ну… — замялся я. — Допросили, составили протокол, отпустили.
— В подробностях, Петя! В подробностях! Кто был, что говорил. Ничего не упускай, очень тебя прошу!
Альберт Павлович принялся нервно вышагивать от стены к стене, а я озадаченно поскрёб затылок, размышляя с чего начать. Как водится — начал с начала.
В штаб ОНКОР нас привезли уже за полночь. Не знаю, кто опрашивал Валентину и опрашивал ли её кто-нибудь вовсе, мне кишки мотали старший советник надзорного дивизиона Илларион Валерианович Спас и не соизволивший назваться представитель дивизиона контрольно-ревизионного. Судя по трём угольникам, пребывал он в чине капитана, а если уж совсем точно — был специальным агентом.
Впрочем, насчёт «мотать кишки» — это я погорячился, допрашивали меня пусть и дотошно, но вполне доброжелательно; Илларион Валерианович даже велел к следующему семинару подготовить правовую оценку действий задержанного.
Но это была лишь разминка, всё изменилось, когда пожаловала старший следователь — строгого вида дамочка лет тридцати, поименовали которую Ларисой Васильевной. И вот она-то принялась с места в карьер сыпать неудобными вопросами.
— Как вы оказались в ресторане?
Я несколько даже опешил от такого напора и неуверенно передёрнул плечами.
— Что значит — как? Девушку привёл.
Острое лицо следователя приобрело откровенно недовольное выражение, и прозвучало уточнение:
— Почему именно сегодня?
— По субботам и воскресеньям она дежурит, — пояснил я, решив этим и ограничится, но не тут-то было, пришлось выкладывать всю историю наших походов в «Гранд-отель».
Лариса Васильевна что-то помечала в блокноте, потом перескочила на другую тему:
— Откуда вы знаете Валентину Паль?
— Познакомились, когда служил на Кордоне, — сообщил я и решил, что уместным будет проявить озабоченность. — А какое это имеет значение?
Старший дознаватель и не подумала ответить, вместо этого зашла с козырей:
— Разве вы способны позволить себе поход в «Гранд-отель»?
Илларион Валерианович благодушно рассмеялся.
— Ради красивой барышни можно и шикануть!
— Ваше кредо меня не интересует, господин Спас! — отрезала вредная дамочка. — Меня интересует, откуда у ефрейтора средства на три похода в самый дорогой ресторан города!
Я напрягся, но не слишком сильно, поскольку ответ был готов заранее, а смутился исключительно для виду.
— На два с половиной, — не преминул заметить для начала, потом помялся немного и сознался: — На аттестации поединки проводились — так я на себя поставил и выиграл сто рублей. Вот и решил шикануть. Лёгкие деньги же…
Дамочка уставилась на меня во все глаза, потом перевела взгляд на специального агента.
— Подпольный тотализатор в комендатуре? Контрольно-ревизионный дивизион совсем мышей не ловит?
Хозяин кабинета откинулся на спинку стула и беспечно улыбнулся.
— Дорогая Лариса Васильевна, я не оцениваю вашу работу и прошу вас о том же. Но если так интересно, этот «подпольный тотализатор» дал возможность оценить моральную устойчивость курсантов и в ряде случаев повлиял на распределение выпускников.
Это заявление заставило задуматься, не был ли Митя Жёлудь завербован капитаном Городцом или его коллегами, но обдумать эту мысль помешал следующий вопрос Ларисы Васильевны, тоже адресованный не мне.
Дамочка слегка покраснела и всё же сочла нужным уточнить:
— Вы подтверждаете факт выигрыша?
Специальный агент поднялся из-за стола и распахнул забитый папками шкаф, выудил одну из них, раскрыл, отыскал нужный документ и повёл пальцем по списку.
— Курсант Линь… Курсант Линь… Ставка пять рублей, ставил на себя, получил на руки пятьдесят рублей.
— И ещё пять рублей ставил через Матвея Пахоту, — подсказал я.
— Да, — подтвердил специальный агент после секундной заминки. — Есть такая отметка. Итого сто рублей. Большие деньги для курсанта.
— И коэффициент показательный, — отметил Илларион Валерианович, потом спросил: — Почему же на других ставок не делал?
— Не азартен, — ответил я, — а на себя не поставить не мог. Так получилось.
— Ну да, ну да…
— Ближе к делу, господин Спас! — потребовала Лариса Васильевна, которая, как показалось, испытывала в отношении старшего советника непонятное предубеждение. — Согласно показаниям ряда свидетелей конфликт был спровоцирован неким высказыванием Валентины Паль. Что именно она сказала господину Стребинскому?
— Какому ещё Стребинскому? — не понял я и тут же сообразил. — А, припадочному! Ничего она ему не говорила. У меня что-то о мальках осетров спросила. А он её обозвал и сразу же выбросом тепловой энергии ударил.
Дальше старший дознаватель крутила меня так и эдак, но ничего инкриминировать не стала, лишь справилась под конец допроса о том, подтверждается ли показаниями метрдотеля и официантов моё заявление о предыдущих посещениях ресторана, получила утвердительный ответ и стала собираться.
— Коза драная! — заявил Илларион Валерианович, как только за ней закрылась дверь или даже чуть раньше. — Не иначе из-под шефа посреди ночи выдернули!
— Давай не будем об этом, — предложил специальный агент, вернул папку в шкаф, а откуда-то со второго ряда вытянул бутылку коньяка. — Ты, ефрейтор, подожди пока в коридоре. Нам тут всё хорошенько обмозговать надо — вдруг ещё какие вопросы возникнут.
Не возникли. Так я об этом Альберту Павловичу и сказал.
— Ну хоть так, — пробормотал тот. — Насколько понимаю, твоя история особых подозрений не вызвала. Как минимум её сочли достаточно убедительной, чтобы озвучить в суде. Тоже ничего хорошего, но, по крайней мере, не полная катастрофа.
— Катастрофа? — опешил я. — Да вы ведь это всё сами и срежиссировали! Только не говорите, будто нашей задачей было не этого припадочного Стребинского под монастырь подвести! Мы сделали — так что не так?
— Всё не так, Петя! — объявил Альберт Павлович. — От и до! Не в моих принципах распространяться о внутренней кухне, но тут случай особый — тебе нужно знать, в какую историю мы вляпались и почему. Иначе не проникнешься серьёзностью момента, а там и до беды недалеко.
Я невольно сглотнул, а куратор последний раз затянулся и кинул только-только раскуренную папиросу на пол, где и без того уже хватало окурков.
— Феликс Стребинский — единственный сын князя Стребинского. Его папенька пользуется непререкаемым авторитетом в эмигрантских кругах Лютиерии и при всяком удобном случае вставляет нашим дипломатам палки в колёса. Во многом именно его стараниями внешнеполитическому ведомству не удалось
