синие рубахи, атласные красные рубахи, ворсистые зеленые штаны, короткие плащи с бронзовыми фибулами, серьги, цепи, мечи с позолотой.
Я удивился такой пестроте, а Простодушный рассмеялся.
— Не хотят выглядеть бедными родственниками. Все же мы там богато жили, земли полно, рабы дешевы. И ведь с кем только не торговали? С Валландом торговали, с сарапами торговали, с Альфарикой, даже в Свортланд плавали… Многие относились к северным родичам пренебрежительно, в гости принимали, а сами ходили сюда редко. И сейчас ходят нарядными, чтоб не вызывать жалости.
Вон оно что. А местные бабы уступать не хотят, потому вытащили из сундуков самые красивые платья, богатые украшения да пестрые ленты.
Я невольно окинул себя взглядом и досадливо прицокнул. Железо на себя нацеплять не стал, не в бой ведь шел, а в город! Цепь надел попроще, самые богатые побрякушки-то остались в Сторбаше. Но не успел я расстроиться, как меня окликнули.
— Ты ведь Кай? Из ульверов?
К нам подбежал мужчина в простой шерстяной рубахе.
— Это ведь ты первым рассказал о Бриттланде?
— Ну я!
— А правда, что вы серебра привезли столько, что борта вровень с водой шли?
— Ну не прям столько… — честно сказал я, хотя и хотелось приврать немного.
— Я ведь тебя в тот раз видел, потому и признал. Хёвдинг ваш говорил, что вы хирдманов ищете. Правда?
— Это правда.
— У меня сын, — он вцепился мне в рукав. — Отличный парень, боец! Рунами не особо вышел, всего на второй, но не из-за трусости, а по скудности моей. А так и с мечом хорош, и в стене щитов неплох. Может, возьмет твой хёвдинг его?
— Знаешь же, что у хирдманов жизнь опасная. Не боишься за сына? — вмешался Простодушный.
— У меня их пятеро. И дочерей столько же. Пусть изведает иную жизнь, на мир поглядит, себя покажет. Вдруг и серебра немного привезет, сестрам в свадебный дар.
— Маловат он, — сказал я. — Лучше в хирд попроще отдай, с карлами. А ульверам такая обуза ни к чему. Убьют ведь и не заметят.
А Плосконосый хитрую морду состроил и говорит:
— А зови сына. Поглядим, каков он.
Мужчина обрадованно кивнул и метнулся куда-то во дворы.
— Ну и зачем? — спросил я у Фастгера.
— Был знакомец один, вот также нахваливал сына, хотел избавиться от него. А сын — тьфу, лентяй и обжора. Вот интересно стало, чем этому сын мешает.
Вскоре мы услыхали через городской гул, как тот мужик подгоняет сына.
— Да быстрее иди. Это ведь не кто-то, а ульверы! Те самые, что на серебряном корабле пришли.
Парень оказался и впрямь видным: крупный, медленный, неповоротливый. Даже головой вертел неспешно. Мясистый нос нависал над пухлым ртом, а редкая курчавая поросль не скрывала уже подвисших щек. Да зим детине было немало, ближе к трем десяткам. И на второй руне!
— Эти что ли? Мелкие больно, — прогудел детинушка. — Энтот и вовсе пацан.
— Пацан не пацан, а на восьмой руне уже.
Я и говорить ничего не стал, пусть Плосконосый выкручивается. Сам же позвал глянуть.
— А подойдет, — внезапно сказал Херлиф. — Мы тут на морскую тварь хотим пойти. Нам как раз не хватало червячка для нее. А этот ничего такой, жирненький.
Сынок растерялся, глянул на отца.
— Это ты чего? Это ты меня на съедение твари отдать хочешь? Не, так не пойдет! В хирдманы согласен, а на корм тварям — нет!
И пока они друг с другом бранились, мы поскорее удрали оттуда.
Меня еще не раз узнавали, звали в гости, спрашивали, ищем ли мы людей. Я вежливо со всеми раскланивался, от пива не отказывался, но в дома заходить не стал, всех желающих вступить в хирд посылал на пристань. Пусть Альрик сам разбирается с мамками, отцами и их детинушками.
Когда же я после седьмой кружки густой клюквенной настойки отошел в сторонку, чтобы облегчиться, меня подловил очередной незнакомец.
— Кай Эрлингссон?
— Ну.
— Это ведь ты убил Роальда Скиррессона?
Я закончил свое дело, оправился, завязал шнурок на штанах и посмотрел на собеседника. Худой, с впавшими щеками и прямым открытым взглядом, на седьмой руне. Одет небогато, зато удобно: хоть в пир, хоть в мир, хоть в бой. За спиной длинный меч на отстегивающейся спереди перевязи: иначе его оттуда не вытащить. Нечасто я встречал бойцов, которые предпочитали двуручник, все же со щитом сподручнее. Хотя уже сейчас я начинал понимать, чем выше рунами, тем бесполезнее щит. Или его нужно делать таким, как у Скорне Тарана: во весь рост, из сплошного железа и толщиной в руку.
Может, Скирре решил тихого убийцу подослать? Хотя тогда иное оружие нужно. Например, яд. Я столько нынче выпил всякого, подносили разные люди, и дать мне в руки отравленный напиток проще простого. От таких мыслей у меня аж испарина проступила. Вот же я дурень! Мы же планы Скирре сорвали. А я пью что попало.
Аж живот скрутило. Точно отравили. Сейчас он скажет что-то вроде: «Вот и пришла расплата!»
Он и впрямь раскрыл рот, но произнес иное.
— У нас с тобой один враг.
Я как стоял, так и замер. Даже живот сразу перестал болеть.
— Не веришь? Могу доказать. Только пойдем со двора, а то уже поглядывают странно.
И я, как баран, пошел за ним. Ростом он был едва ли выше меня, и взгляд упирался в его длинную толстую косу, свисающую с затылка. Она доходила до пояса. Это сколько же он не обрезал волосы? Зим пять-шесть? Больше? Хотя это даже не коса, а спутанная копна, грубо перемотанная тряпками в трех местах.
Хвала Фомриру, Фастгер приметил, как мы уходим, и нагнал нас вместе с Простодушным.
— Это кто такой?
— Это с тобой?
Одновременно спросили и Плосконосый, и незнакомец.
— Да, — ответил я.
Мы попетляли дворами, пока не выбрались на окраину города. Там Косматый нырнул в небольшую хибару. Я посомневался, но все же решил рискнуть. Только топор вынул из поясной петли.
Внутри было тесно и темно. Ни очага, ни ламп, ни свечей. И ощущал я лишь двоих. Семирунного проводника и еще кого-то с двумя рунами. Плосконосый зашел со мной, а Простодушный остался снаружи, оставив дверь открытой. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядел и самого Косматого, и мальчишку, едва ли прожившего двенадцать зим. Ему рановато и первую иметь.
— Если ты и впрямь Кай Эрлингссон, есть у меня к тебе разговор. А вот их не знаю. Доверяешь им? Полностью веришь? — спросил Косматый.
— Да.
— Откуда они родом?
— С Бриттланда.
— Тогда ладно. Тогда пусть. Расскажи, как ты убил Роальда.
Я разозлился.
— Ты меня за этим звал? Послушать веселые истории?