– Не могу вот так взять да выбросить. Пьер поживет у нас, ладно?
– Конечно, – кивнул я. – Сам хотел предложить.
Она фыркнула:
– Я знала.
Во время завтрака в голове моей окончательно созрел план действий. Наша контригра вроде бы стала вырисовываться.
– В атаку! – произнес я вслух.
Словно только того и дожидаясь, Дашка заявила:
– Без меня атака захлебнется.
– Не сомневаюсь, – заверил я, взглянув на часы. – Сделаем звонок и едем к Сычихе.
– Дарья захлопала в ладоши, метнулась в комнату и вернулась с телефоном.
– Кому звоним? – осведомилась она, устраиваясь у меня на коленях.
– На Лубянку. – Я набрал номер.
– Борису Викторовичу? – догадалась Дарья. – Тому, у которого мы ели пироги?
– Тому, которому ты рекомендовала сменить профессию и заняться склеиванием коробочек, – уточнил я.
Борис Викторович Рюмин, по кличке Оксфорд, полковник… теперь уже генерал-майор ФСБ – отец моего ученика из девятого… теперь уже десятого «Б» Леньки Рюмина, который со своей подругой Гулькой Шариповой, можно сказать, был и остается занозой в моей учительской заднице. Но, как справедливо ставит вопрос Дарья, часто ли бывает, чтобы человек так холил и лелеял свои занозы? Вернемся, однако, к родителю-генералу. Около пяти месяцев назад мы с Борисом Викторовичем неплохо справились с одним делом – очень важным делом! – и сегодня мне опять понадобилась его помощь.
Генерал Рюмин снял трубку после пятого гудка, и я произнес:
– Здравствуйте, Борис Викторович. Глеб Грин вас беспокоит.
– О, Глеб Михайлович! Сколько лет, сколько зим! – отозвался генерал. – Вероятно, у вас ко мне что-то срочное.
– Как вы догадались? – изобразил я удивление.
– Смекалка тут невелика. Вряд ли, Глеб Михайлович, вы звоните с жалобой на скверную погоду. А поскольку сейчас каникулы, на Леньку моего жалоб тоже не накопилось.
– Когда я жаловался, Борис Викторович?
– Ни разу, Глеб Михайлович. Это я к слову.
– То-то же, генерал. Но дело у меня и вправду срочное.
– Весь внимание. Линия, надеюсь, не прослушивается? – хохотнул мой искушенный собеседник.
Он делал вид, будто шутит. Но спрашивал всерьез и знал, что мне можно верить. Я его успокоил:
– Все чисто.
Он вновь хохотнул:
– Если не подслушивает Дарья Николаевна. Привет ей пламенный.
Покраснев, Дашка погрозила трубке кулаком.
– Непременно передам, – пообещал я. – Просьба к вам такая, Борис Викторович. Не могли бы вы снабдить меня данными о несчастных случаях, в результате которых люди гибли, а уголовные дела не возбуждались? Так сказать, за отсутствием состава.
Сидящая у меня на коленях Дашка взглянула с интересом, затем показала большой палец.
А генерал, видимо, опешил.
– Какого рода несчастные случаи вы подразумеваете? – уточнил он после паузы.
– К примеру, кто-то угодил под машину, кто-то выпал из окна, кто-то подавился куском баранины. В каких-то файлах, вероятно, это фиксируется?
Генерал вздохнул:
– Это происходило в Москве?
– Да.
– Какой период вас интересует?
– Последние восемь-десять лет.
Дашка изумленно округлила глаза. Я кивнул ей в подтверждение.
Генерал вновь выдержал паузу:
– Глеб Михайлович, с вами не соскучишься.
– Лестно слышать, Борис Викторович. Данные эти нужны мне позарез.
– Видите ли, Глеб Михайлович, если подобные файлы где и существуют, то в МВД. А наша контора, вы уж простите…
– В МВД я не сунусь, Борис Викторович. По весомым, поверьте, причинам. Могу я рассчитывать на вас?
Генерал выдержал паузу номер три.
– Что ж, – проговорил он наконец, – едва ли подобная статистика является государственным секретом. Не так ли, Глеб Михайлович?
Этот переброс шаров начал меня утомлять.
– Вам виднее, – ответил я. – В государственных тайнах я не эксперт.
Генерал уловил мое раздражение:
– Разумеется, я постараюсь помочь. Насколько это срочно?
– Как говорится, вчера.
– Понял. Что ж… как говорится, как только – так сразу. Я вам позвоню.
Мы одновременно дали отбой.
Дашка потрепала меня за ухо:
– Ход твоих мыслей мне нравится. Если, конечно, несчастные случаи, организованные Внушателем, поддаются классификации.
– Уверен в этом, – кивнул я, вспомнив, как бесновалась цыганка, пока ее не переехал автобус. – Поведение жертв Внушателя, с точки зрения свидетелей, должно выглядеть неадекватным. Будто перед гибелью человек внезапно сошел с ума.
Глаза Дашки блеснули.
– Если, – щелкнула она пальцами, – эта информация где-то хранится.
– Разумеется, – вздохнул я. – Поехали: супермент ждет.
В дверь позвонили. Кого черт принес?
У порога стоял Илья. Он улыбался, и в бороде его серебрились дождевые капли. Под мышкой левой руки Илья сжимал папку с уравнениями, а правая рука… С правой дело обстояло интересней: за нее цеплялась Дашкина двойница. На ней потрясно сидело «вчерашнее» зеленое платье, и в волосах – ни дождинки. Именно эта мелкая деталь сразу меня убедила, что Илюша перед нами самый натуральный, никакой не двойник. А то, ей-богу, свихнуться впору. Ситуацию на сей раз я контролировал.
– Глянь, – толкнул я Дарью, – вот проекция на три мозга одновременно. Право, я восхищен.
Дашка не отреагировала, так как самозабвенно таращилась на свою двойницу. Еще бы, она видела ее впервые. А натуральный наш Гольдберг, знавший о двойниках лишь в теоретическом плане, был, что называется, в полном отпаде. Он зыркал на Дашку-в-джинсах и на Дашку-в-платье, затем – в обратном порядке, однако рухнувший здравый смысл восстанавливаться не желал.
У двойницы, очевидно, тоже возникли проблемы. Где она подцепила Илью и какой сюжет с ним разыгрывала – не суть важно. Главное то, что Внушатель, похоже, нервничал все сильнее. То ли он чего-то не учел, то ли переоценил свою энергетику, но фантом в облике Дарьи приоткрыл вдруг рот и мелко задрожал.
Тут я ехидно сымпровизировал:
Появились у Илюшки
обалденные подружки.
Этот экспромт, как ни странно, тотчас завершил затянувшуюся интермедию.
– Да уж! – фыркнула Дашка.
А Илья, разобравшись, наконец, с кем сидел за партой, шарахнулся от двойницы, как черт от ладана.
Сама же двойница, вероятно, в отместку за невежливое обращение, разыграла перед нами мистический триллер. Пронзительно завизжав, она затопала ногами. При этом изо рта у нее поползли клыки, глаза пожелтели, а зрачки стали вертикальными. Пальцы скрючились, ногти превратились в когти, уши заострились, – словом, все по полной программе. Внушатель, безусловно, был гений, но при этом глупец и пошляк.
