Жена моя, однако, со школьным своим другом, что называется, подпали под обаяние. Дашка в ужасе вцепилась в мою руку, а Илья, перевалившись через порог, повис на моем плече. Прямо как дети малые.
Глядя в кошачьи зрачки фантома, я пообещал:
– Поймаю, дядя, не спрячешься. – И гаркнул: – А ну, брысь!
На «дядю», похоже, подействовало. Превратившаяся в монстра Дашкина двойница, взвизгнув напоследок, истончилась и растаяла. Держа на себе Илью и Дарью, я захлопнул дверь ногой.
– Ну-ну, ребята, – пробормотал я. – Вы ж и не такое видали. Черного и Белого призраков, актрису, оборачивавшуюся пантерой…
– Это когда было! – буркнула Дашка.
– Пяти месяцев не прошло.
Илья подал, наконец, голос:
– Мы уже забыли эти ужастики.
– Забыли – ну и молодцы. – Я метнулся на кухню, к окну.
Черт возьми, ну конечно! Сквозь штриховку дождя я разглядел отъезжающее желтое такси. Пора бы с ним разобраться. Ей-богу, пора.
Илья и Дашка вошли следом за мной. Илья проворчал, плюхаясь на табурет:
– Ни фига себе хохмы. Средь бела дня, главное.
– Минералки налить? – предложила Дашка.
– Видал я вашу минералку.
– Может, поешь?
– Видал я вашу еду. Приходишь, блин, поработать…
– Работать, боюсь, тебе не придется. – Я взглянул на часы.
Илья продолжал ворчать:
– Как там написал ваш вундеркинд: «Друзья узнают, друзья придут…» Засранцы вы, а не друзья. Идешь к вам с чистой душой, а вы наплодили себе двойников… Старик, все же это была голограмма.
Я покачал головой:
– Под руку она тебя держала? А духами от нее пахло?
Илья вздохнул:
– Чтоб мне провалиться. Что же она такое?
– Наведенная галлюцинация, – ответил я. – Воздействующая на все органы чувств.
Брови Ильи приподнялись:
– Новая гипотеза? Мы вроде не обсуждали…
– Гольдберг, погоди! – Дашка с тревогой заглянула мне в глаза. – А до Колесниковых он не доберется? Если он считывает в наших головах информацию о самых близких…
– Нет, – заверил я. – Внушатель до МКАДа не добирается, а уж до Евпатории… Даш, не драматизируй.
Илья осведомился:
– Кто такие Колесниковы?
– Сашка, Танька и бабушка, – ответила Дарья, погруженная в невеселые мысли. – Мы их на море отдыхать отправили. Как бы он их там…
– Дашка, уймись! – разозлился я. – Там он их не достанет!
Жена сверкнула глазами:
– Сегодня четверг, двадцатое, помнишь?! Через неделю они возвращаются в Москву! И что тогда делать?!
– А то делать, – рявкнул я, – что к следующему четвергу мы разберемся и с Внушателем, и с лже-Французом! К приезду Сашки и Таньки здесь будет тишь да гладь! Вопросы есть?!
Илья поднял руку:
– Сашка – это вундеркинд-стихотворец?
– Да, – буркнула Дашка. – Вопросы закончились?
Илья поднял обе руки:
– Кто такой Внушатель и что такое наведенная галлюцинация?
Дашка указала на булыжник:
– Гольдберг, видишь?! Мне его только направить, а дальше он сам!
Илья вздохнул:
– Так всегда. Стоит задать умный вопрос, начинаются репрессии.
Мы с Дашкой прыснули.
– Поехали, старик. – Я двинулся в прихожую. – Отвечу тебе по дороге.
– Гольдберг с нами? – обрадовалась Дашка.
Я кивнул:
– Нам лучше держаться кучей.
И мы наконец отправились на старую Дашкину квартиру. Отправились затем, чтобы от борьбы с маньяком Внушателем переключиться на поиск маньяка-спецназовца. Увы, хрен редьки не слаще. Да и сроки на ликвидацию обоих, как выяснилось, ограничены жестко.
Дарья открыла дверь ключом. Нас встретила тишина. Сычиха не вышла ни с приветствием, ни с бранью за опоздание. Стаса тоже не наблюдалось. На всякий случай я громко покашлял:
– Светлана Анатольевна! Мы пришли!
Ответа не последовало.
Илья, проинформированный нами по всем аспектам, провел пальцем себе по горлу:
– А может, ее тут… Не накаркать бы.
Дашка смотрела на меня в тревоге.
Бодрясь, я прокричал:
– Светлана Анатольевна! Тук-тук-тук!
В этот момент она возникла в дверном проеме. Жива, здорова и даже привлекательна, хотя клетчатое Дашкино платье сидело на ней чуть мешковато.
– Ну, что орете? – Щеки Сычихи непривычно румянились, глаза блестели. – Мне что, по-вашему, надо лаять и хвостом вилять? – Икнув, она уставилась на Илью. – А ты, борода, что приперся? Ну и шарашка, мать вашу!
Дашка пристально на нее взглянула.
– Стас не приходил?
– А пошел он, этот Стас. – Качнувшись, капитан Сычова прислонилась к дверному косяку. – Этот Стас небось так рванул… уже до Монголии небось допер.
– Хватит чушь пороть, – разозлилась Дарья.
Я втянул носом воздух:
– Проверь-ка бар. Все сразу станет ясно.
Дашка, миновав Сычиху, ринулась в комнату.
– Так и есть! – донесся ее возглас. – Это надо видеть!
Капитан Сычова оттопырила губу:
– За все заплачу. Жмоты.
Илья иронически на меня покосился:
– Хотел за неделю разобраться? Ну-ну.
Я готов был размазать Сычиху по стенке. Только наметился какой-то план – и нате вам!
Вернувшись в прихожую, Дашка процедила:
– Как это она не окочурилась от такого возлияния?
– Кто окочурилась – я? – Сычиха ткнула себя в грудь. – Знаешь, сопля, сколько я выпить могу? Давай на спор…
– Ляг проспись, кретинка! – не выдержал я. – Сколько дел намечено…
– Глохни! – гаркнула Сычиха. – Или я таких хренов тебе навешаю – из ноздрей полезут!
Тут в дверь позвонили, и теплую нашу компанию пополнил Стас.
– Извините, опоздал, – смущенно пробасил он. – Тачку забирал из ремонта… О, Илюха!.. Зато теперь я на колесах, так что…
– До Монголии допер? – съязвила Дашка.
Рыжий воззрился на нее.
– Не понял.
– И не надо понимать, – отмахнулся я в досаде. – Версии Светланы Анатольевны в комментариях не нуждаются.
Стас перевел взгляд на Сычиху. А та от изумления, что он не в Монголии, казалось, готова была рухнуть на пол. Участники этой нелепой сцены распределились на местности неравномерно. Стас, Илья, Дашка и я топтались в прихожей на коврике, а капитан Сычова, стоя в дверях комнаты, пьяно покачивалась на тренированных ногах.
– Бить будете? – криво усмехнулась она.
Рыжий глянул на нее исподлобья:
– Наклюкалась с утра?
Сычиха кивнула, едва удержав равновесие.
– Мои проблемы. Но Француза, падлу этого… то есть не этого, а того… я поймаю лично. Усек, Стас лично! И заставлю его проглотить собственные яйца. Всмятку. Усек, Стас?
Дашка пробормотала:
– Супермент разбушевался.
– Ага, супермент! – Капитан Сычова покачнулась. – Француз, скажи ей, пусть заткнется!
Признаться, я был в смятении. В череде непредсказуемых кошмаров я мог ожидать чего угодно, только не внезапного запоя этой милицейской дивы.
