Он не заметил её вчера, не заметил позавчера, не заметит и сегодня; Юкино точно знала это. Как знала и то, куда он направляется.
Опять. Боже, сколько можно — опять это место. Ему что, правда нечем заняться?
Задержавшись на другой стороне улицы, она глядела, как Хидео входит в яркие двери; мультяшный самурай на вывеске кривлялся и подмигивал, протягивая прохожим миску, полную лапши.
С-с-сука. Снова. Он опять пришёл в эту лапшичную.
Бл*ть.
Он опять ест лапшу.
…все последние дни отец определённо вёл себя ненормально. Ну… конечно, знавшая Хидео всю свою жизнь девушка понимала, что «ненормально» — так себе словечко, когда ты хочешь обозначить им безумного садиста с альтернативной логикой, глядящего на мир словно через чёрно-белый фильтр классической манги, кровью выгрызшего себе путь к власти и заправляющего теперь целой страной. Ладно, ладно, возможно, это стоило назвать «не так, как обычно». Словно один сорт безумия сменился другим.
Тогда, после случившегося в Драконьей Школе, отец нашёл её внутри — когда шум стих, все уже разошлись, и только потерянные официанты шатались туда-сюда по опустевшему и частично разгромлённому зданию. Зная отца, Юкино ожидала резкого выговора, вспышки гнева, возможно, наказания — но Хидео не говорил ни слова. Твёрдо, но без боли, взяв дочь за плечо, он молча направил её вперёд, и она пошла, точно завороженная, не зная, чего и ожидать.
Выйдя из здания несостоявшейся школы, они спокойно направились вниз по улице; сколько в точности они шли, Юкино даже не запомнила, потому что её мысли в тот момент были забиты совсем другим. Полчаса? Час? Отец тоже продолжал молчать; одна его рука всё так же покоилась на плече дочери, другая сжимала блокнот, и в какой-то момент Юкино увидела портрет Йошиды, сделанный отрывистыми штрихами. Карандаш был привычно засунут на ухо.
К моменту, как они дошли до этого места — того самого, где она находилась и сейчас — небо на востоке уже начинало светлеть; только в этот момент отец впервые нарушил молчание.
— Я проголодался, дочь, — сообщил он ей совершенно будничным тоном. — Думаю, ты тоже.
Даже несмотря на весь свой шок от произошедшего в школе Юкино обалдела, захлопав глазами. Серьёзно? Лапшичная? Он привёл её в лапшичную? В долбаную раменную, а вернее — псевдо-раменную (Юкино отлично убедилась на своём опыте, что нормальные раменные существуют только в границах Японии, всё остальное — эрзац на троечку и ниже).
Впрочем, ладно. Конкретно это заведение оказалось недурным — насколько это возможно в другой стране.
…ели они тоже молча. Пару раз Юкино пыталась заговорить с отцом, выяснить, что он вообще думает по поводу происходящего или зачем привёл её сюда, но Хидео либо прерывал её жестом, либо отвечал коротко и односложно — после чего продолжал есть, всем видом показывая, что не собирается вести беседы. После тарелки лапши отец не меньше получаса изучал барную карту, пока сама Юкино тянула через трубочку безалкогольный коктейль. Он как будто… нарочно тянул время. Пару раз он даже определённо взглянул на часы.
В какой-то момент девушка попросту не выдержала этого молчаливого напряжения.
— Отец, — она уставилась на него в упор, решившись спросить напрямую. — Возможно, ты хочешь расспросить меня о том, что произошло сегодня в Драконьей Школе?..
Хидео смерил её холодным взглядом.
— Я хочу, чтобы ты пила свой коктейль, Юкино.
Что ж; это были их последние реплики за весь остаток ночи и начало утра. Ни в раменной с весёлым самураем на вывеске; ни во время прогулки по набережной Москва-реки; ни в парке, где отец снова принялся что-то зарисовывать в блокноте — отец и дочь не проронили ни слова.
А затем они вернулись в поместье Распутиных.
…раскалённая атмосфера хаоса и смятения всё ещё царила в этом месте, и Юкино увидела её сразу, невооружённым глазом. Во дворе поместья стояло множество машин; туда-сюда сновали какие-то люди. На крыльце стоял Михаил Распутин, обеспокоенно за чем-то наблюдая.
И в этот момент отец переменился. Лицо Хидео Мори сразу будто бы налилось яростью, движения — усталостью. Фальшивка, очевидная для самой Юкино, но других она легко могла обмануть.
— Михаил! — громко прорычал отец, надвигаясь на Распутина. — Что происходит?
— Х-хидео? — Михаил вздрогнул, глядя на того. — И ты здесь… Я не знал, вернулся ты или нет…
— Я всю ночь искал принца Филиппа, — сердито отозвался отец. — Ты понимаешь, что это значит? Свадьба на грани срыва, а возможно, и вовсе сорвана…
— Мои люди не видели Филиппа, — Михаил выглядел непривычно усталым и даже каким-то… уменьшившимся, что ли. — Хидео, здесь многое произошло, и…
— Многое? О, да! — поведения отца разительно отличалось сейчас от того, что она видела ночью. Он словно стал сам собой, привычным…
Или это была маска — все эти годы?
— Куда смотрели твои люди, Михаил? — прорычал отец, поднимаясь по ступенькам. — Ты сам куда смотрел?! Разве ты не должен был обеспечить охрану принцу? И что насчёт твоего сына, который то жив, то мёртв, то возникает невесть откуда и устраивает хаос? Ходят слухи, что он напрямую причастен к произошедшему в школе Рюдзин!
Взгляд Михаила Распутина стал каким-то вымученно-несчастным, словно ему только что сообщили о смерти любимой тётушки, собиравшейся переписать наследство в его пользу, но так и не успевшей это сделать.
— Йошида, — кивнул он. — Йошида… понимаешь, Хидео…
Он почесал затылок.
— Йошида… сейчас здесь, в моём кабинете. Возможно, тебе стоит поговорить с ним, узнать у него всё напрямую? Или…
— Он сейчас здесь? — быстро переспросил отец; затем пару секунд сверлил Михаила взглядом — и бросил, — Я сейчас вернусь. Только отведу дочь в её комнату, и мы с тобой серьёзно поговорим, Михаил — обо всём, что произошло этой ночью.
…итого, впервые за вечер он всерьёз заговорил с ней только в её комнате.
— Юкино, — он говорил быстро и без лишних присказок типа «слушай меня
