огромное фотографическое изображение товарища Баюна — то самое, сделанное в его рабочем кабинете и облетевшее решительно все республиканские газеты. Вот уж не думал, не гадал, что запечатлел председателя соврескома не случайный репортёр, а настоящее светило фотоискусства.
Охрана на входе оказалась куда серьёзней, нежели того стоило бы ожидать — будто не фотографии выставляться в Новинск привезли, а Пахартский алмаз с кулак величиной. Впрочем, судя по выстроившейся вдоль тротуара длинной веренице роскошных автомобилей, молодые люди с цепкими взглядами обеспечивали безопасность отнюдь не экспонатов, а гостей.
Тут я заметил профессора Палинского и усмехнулся. С такими ценителями фотоискусства могли бы и вовсе без охраны обойтись, пожалуй.
Я предъявил пригласительный билет, мне радушно улыбнулись, вручили что-то вроде театральной программки и пропустили внутрь без каких-либо дополнительных вопросов и проверок. Вестибюль встретил приглушённым гомоном голосов и необычайной прохладой. Воздух в галерее остужали сразу несколько не самых слабых операторов.
Супруга Георгия Ивановича оказалась миловидной дамой чуть моложе супруга, но я с Варварой Никитичной разве что только парой слов перекинуться успел. Узнал лишь, что она заведует одной из городских гимназий, а дальше к нам присоединились Борис Евграфович с женой, и я под благовидным предлогом ретировался. Герасима и Лии нигде видно не было, а в одиночку разглядывать фотографии не было ровным счётом никакого желания, и я бы точно плохо подумал о Георгии Ивановиче, не шепни тот, что поговорит со мной позже.
— Оглядись пока, — распорядился он напоследок.
Я и оглядывался, не зная, чем себя занять.
Фотографии, фотографии, фотографии. Лица, пейзажи, ситуации. Выйди за дверь и увидишь всё вживую, но нет же! Надо ходить и восхищаться чужим взглядом на жизнь.
Я совсем было заскучал, но тут появлюсь Ника. С одного бока к ней уже без неуместного на выставке букета пристроился красавчик Охрянец, с другого вышагивал навьюченный фототехникой Роман.
Упустить такую возможность развлечься я никак не мог, потому двинулся наперерез и радушно поприветствовал барышню. Удостоился ответной очень вежливой и ещё даже более холодной улыбки, после чего присоединился к почитателям ледяной королевы, которая переходила от экспоната к экспонату с поразительным достоинством и грацией.
Ника меня привлекала — в её обществе даже сердце биться быстрее начинало, вот только… Вот только минут через десять мне наскучили и фотографии, и злые взгляды Василия и Романа. И пусть красота барышни никуда не делась и ничуть не померкла на фоне других представительниц прекрасного пола, я поймал себя на том, что начинаю испытывать раздражение.
Если мне здесь не рады, то какого чёрта? Не об уязвлённом даже самолюбии речь, а об элементарном самоуважении!
И я потихоньку отстал. Задержался у одной фотографии, уделил внимание другой, а там и в смежный зал зашёл, после чего сориентировался на местности и отправился прямиком в буфет.
Таким умным оказался отнюдь не я один — в компании молодых людей там обнаружились Герасим и Лия, а ещё меня окликнула Вика.
— Пётр! — позвала она, оторвавшись от книги. — А давай я буду звать тебя Эскамильо?
От неожиданности я даже остановился.
— С чего бы это?
Вместо ответа девчонка показала обложку. Я понимающе усмехнулся.
— Ну хоть не Арчибальдом!
— О-о! — обрадовалась Вика. — Читал?
— Угу.
— Понравилась?
— Понравилась, — подтвердил я и перевёл разговор на другую тему: — А ты сюда читать пришла?
Виктория фыркнула.
— Да это всё Ника! Папе два пригласительных билета прислали, так она один сразу заграбастала, а второй меня упросила взять, чтобы Ольгу с носом оставить.
Ольга — это мачеха. Многое сразу прояснилось.
Я взглянул на часы, вздохнул и купил в буфете два эклера и чай. Вика от угощения отказываться не стала, и какое-то время мы обсуждали детектив, а потом в буфет зашёл Рустам Тарай, немедленно меня узнал и протянул руку.
— Старик, сто лет не виделись! Ты куда пропал?
— В командировке был.
Я оставил барышню и вместе с шапочным знакомым переместился к стойке, где мы и опрокинули с ним по рюмке коньяка. На сей раз угощал я — Рустам запротестовал было, но я и слушать ничего не стал.
Четверть часа спустя я вернулся в вестибюль уже в откровенно приподнятом настроении. Роман с унылым видом фотографировал там гостей, а вот Ники и Василия нигде видно не было.
Да и наплевать!
Георгий Иванович сделал знак подойти и уточнил:
— Огляделся?
— Угу, — подтвердил я. — Что нужно делать?
Городец ухмыльнулся в прокуренные усы.
— Хорошо проводить время, — произнёс он вроде как на полном серьёзе, похлопав меня по плечу. — Позвони сегодня Альберту. У него к тебе дело.
— Даже так? — озадачился я. — Мы же не должны афишировать наши отношения?
— А ты и не афишируй, ты позвони. Встреться, поговори. Ваше знакомство ни для кого не секрет, вопрос исключительно в отдельных деталях. И отнесись к его просьбе с пониманием.
— Это приказ?
— Настоятельная рекомендация, — заявил Городец, нисколько таким ответом ситуацию не прояснив. — Я в курсе дела, но оно вне компетенции научного дивизиона. Пожалуй, и корпуса тоже.
Мне только и оставалось, что вздохнуть. Но раз уж впервые за два месяца выпал случай пообщаться с Георгием Ивановичем с глазу на глаз, упускать такую возможность не стал и уточнил:
— А что с наши рыжим знакомым?..
Городец огляделся, достал из кармана портсигар и кивком указал на выход во внутренний двор. Там и без нас хватало желающих подымить, мы расположились на одной из лавочек подальше от прочих курильщиков, после чего Георгий Иванович сказал:
— Наш рыжий знакомый оказался кукушонком
— Это как? — не понял я.
— Для легализации подменил собой другого соискателя, — пояснил Городец. — Ты ведь с ним в одном поезде ехал? Нападение анархистов помнишь? А в детском доме, где он
