– Проснулся уже? – весело поинтересовался дед, едва дверь в сени успела открыться.
Стас хотел съязвить что-нибудь в ответ, но передумал, да и мысли как-то не шли.
– Угу. А умывальник где тут? И тазик бы какой, побриться.
– Умывальник в чулане, а таз я тебе сейчас притащу.
– Спасибо, – буркнул Стас и пошел справлять нужду.
Вернувшись со двора, он зашел в свое временное пристанище, достал из рюкзака бритву, кусок мыла, полотенце, банку с зубным порошком и, покачиваясь, направился в чулан. Закуток позади дышавшей жаром печки был весь забит кухонной утварью. На полках в несколько рядов стояли тарелки, чашки, миски, стаканы, чугунки… Дюжина расписных металлических кружек висела на гвоздиках. В углу приютился старый ухват, покрытый черной бугристой окалиной. Маленькое окошко с белой шторкой сплошь было уставлено крохотными фигурками из разноцветного стекла: журавли, олень, поросенок, заяц, какие-то непонятные существа с двумя горбами на спине, автомобильчик, самолет… Первые солнечные лучи падали на подоконник, преломлялись в стеклянных фигурках и разбегались цветными пятнами по небольшому квадратному столику. На стене, справа от окна, висел рукомойник, а на нем стоял осколок зеркала.
– Посторонись-ка. – В чулан протиснулся дед с тазом в руках, поставил его на столик, вынул чайник из печи, разбавил холодную воду в тазу кипятком. – Во, тепленькая. Заморозки уже на дворе-то. Продрог, наверное, ночью?
– Есть немного, – признался Стас и скривился от накатившего приступа тошноты.
– Чего, нехорошо, что ли? Опохмелиться?
– Не, не, на фиг. Само пройдет.
– Ну, как знаешь.
– Откуда красота такая? – поинтересовался чисто из вежливости Стас, кивнув на чуланное богатство. – Коллекционируешь, что ли?
– Да шут с тобой. Коллекционируешь, – передразнил дед и хохотнул. – Не, жена покойница насобирала тут утвари всякой, любила это дело, красоту-то наводить. Мне оно и не к чему уже, конечно, а убрать вроде как рука не подымается. Пущай себе, думаю, болтаются. Иной раз зайдешь, глянешь, и на душе как-то светлее, что ли, делается, наряднее. Ну ладно, мешаться не буду, пойду дела поделаю. – Дед вытер руки, еще раз усмехнулся и удалился.
Стас перекинул полотенце через плечо, поправил кусок зеркала и, тяжело вздохнув, посмотрел на свое потрепанное отражение. С той стороны посеребренного стекла глядели воспаленные, невыспавшиеся темно-карие глаза с сеточкой розовых сосудов по краям и вокруг радужки, в обрамлении синеватых кругов снизу. Длинная уже черная щетина на впалых щеках и резко очерченном подбородке подчеркивала и без того нездоровую бледность кожи, компенсирующуюся только еще более бледным полукруглым рубцом на левой скуле. Короткие темно-каштановые волосы с едва заметными следами проседи сбились в пучки и торчали во все стороны.
– Хреново выглядишь, – сказал он самому себе, макнул в таз кусок мыла, повертел его в ладонях и размазал пену по щетине.
Сверкнуло острое лезвие, и пена, сходя с лица ровными полосами, закапала в раковину, открывая шрамы над губой, на подбородке, на шее. Закончив, Стас сполоснул бритву, вытер и положил в карман. Он зачерпнул ладонями воды из таза, медленно поднес их к лицу и, наслаждаясь приятной обволакивающей теплотой, окунулся в эту купель. Постоял так несколько секунд, задержав дыхание, и снова повторил процедуру, а потом еще раз. Наконец он снял с плеча полотенце, прижал его к своему обновленному лику, глубоко вздохнул и выдохнул с таким облегчением, будто сбритая щетина весила пару кило как минимум и теперь, потеряв сей тяжкий груз, жить стало значительно легче.
Взяв со столика банку с зубным порошком, Стас намочил палец и обмакнул его в желтовато-белое сыпучее вещество, которое тут же налипло мелкими комочками, сунул импровизированную «зубную щетку» в рот и принялся усердно наводить там порядок. Порошок пах мятой и своей свежестью очень кстати забивал тошнотворный привкус капусты.
– Завтракать-то будешь? – спросил дед, заглянув в чулан.
– Нет, спасибо. – Стас прополоскал рот и сплюнул в раковину. – Что-то аппетит никак не приходит.
– Эх, молодежь. Нестойки вы нынче к мужским напиткам-то.
– Практики не хватает, – оправдался Стас. – Я пойду, наверное. Дел сегодня еще по горло, да и тебя напрягать не хочется.
– Ну уж и напряг. – Дед протянул руку. – Ладно, дела так дела, понимаю. Ты заходи, если что, не стесняйся.
– Может, и зайду еще. Спасибо тебе, отец. – Стас пожал протянутую руку, забрал свои вещи и вышел на крыльцо.
– Станислав, – позвал дед из сеней. – Слышь, ты это, рисование-то не бросай. Вдруг пригодится еще в жизни. Может быть, и профессию сменишь.
– Я постараюсь, – ответил Стас и застучал подошвами по ступеням. – Но это вряд ли, отец. Это вряд ли.
Западные ворота, вопреки ожиданиям, Стаса не удивили. Судя по всему, строились они по единому проекту с южными и если чем-то и отличались, то только архитектурой сторожевых башен, торчавших по краям. Здесь они были немного массивнее и выше южных сестер-двойняшек. Хотя обнаружилось и еще одно отличие. На обеих башнях, чуть пониже пулеметного гнезда, красовалась выцветшая надпись, намалеванная большими, кривыми черными буквами, которая гласила: «Мутант, остановись и подумай еще раз». О чем стоило подумать мутанту, автор гениального изречения не посчитал нужным уточнить. Видимо, предполагалось, что сия простая истина и так должна быть всем ясна как божий день.
Оружейный магазин нашелся сразу. Это было квадратное одноэтажное здание, построенное из кирпича, совершенно нетипичного для западного района. Покатая крыша возвышалась по направлению к фасаду и переходила в козырек над широкой верандой. Покачиваясь на цепях, приваренных к козырьку, прохожих приветствовала яркая и даже почти красивая вывеска «Верный друг – оружие, патроны, амуниция». Красные в черной окантовке буквы на коричневом фоне дополнялись корявеньким рисунком винтовки неопознанной конструкции. Стас поднялся на веранду и толкнул массивную, обитую железом дверь с табличкой «От себя».
– Доброе утро, – поприветствовал его приятный и уверенный женский голос, как только звякнул колокольчик, потревоженный дверью. – Чем могу помочь?
Стас прошел в центр магазина, вертя головой по сторонам. Дед не обманул, посмотреть действительно было на что. Обе стены справа и слева пестрели всевозможными предметами одежды и амуниции разных фасонов и расцветок. Куртки, рубашки, майки, штаны, разгрузки, подсумки, маскхалаты, фуражки, панамы, перчатки, бушлаты, плащ-палатки и вещмешки висели от пола до потолка. Примерно треть правой стены была отведена под гладкоствол, представленный дюжиной вертикалок, горизонталок и помповиков, разбавленных двумя модификациями «Сайги». Внизу выстроились ряды ботинок и сапог. Центральную же стену, как и положено, украшало боевое оружие. Стас повел взглядом слева направо, отмечая про себя богатство ассортимента. СВД, «Вал», СВ-98, неизменные АКМ и АК-74, «Кедр», ППС-43, «Бизон», дедовские «Каштаны», «Абакан», «Вихрь», РПК, «Гроза»! Из-под прилавка выглядывал ствол ПКМ. Сам же прилавок был занят пистолетами: ПМ, ПММ, АПС, «Глок-17», «Гюрза», «Хеклер-Кох Р7М13», и даже ГШ-18, а также всевозможными патронами в коробках и поштучно, баночками со смазкой, инструментом, магазинами, оптическими прицелами, ножами и всякой попутной мелочевкой.
