Ознакомительная версия.
- Но это же очевидное решение! Одному против системы все равно ничего не светит, значит, надо сотрудничать. А сотрудничать надо не с рядовыми монахами, которые все равно ничего не поймут, а с верхушкой.
- Все правильно. Только пришельцы почему-то думают по-другому. В девяносто девятом один чудик ушел в лес, построил себе скит, жил там два года, терзал набегами местных крестьян, они думали, что к ним леший повадился. Потом набрела на него монастырская стража, хотели арестовать, да не тут-то было. Устроил он им волшебную схватку по полной программе, до сих пор на том месте в лесу проплешина, только деревья почему-то повалены вершинами внутрь. А крестьяне клянутся, что видели, как он потом в деревянном корыте на самое небо поднялся. В семьдесят втором другой отшельник, остроухий… как-то чудно его звали, не помню, на букву У, кажется… в общем, тоже в лесу поселился, колдовал что-то все время. И наколдовал такое, что никто и самую малость понять не может. Сам исчез бесследно, записи, что после него остались, на тарабарском языке написаны, букв там всего шестнадцать, а знаков препинания вообще нет. И чудеса всякие: свеча, что до сих пор горит, не сгорая, ящик золотой, в который, что ни положишь, все в золото обращается, колун мифриловый… это ж надо было придумать - колун и мифриловый! Ладно бы хоть топор был…
- Вроде топоры мифриловые у гномов из Средиземья, - вспомнил я знаменитый фильм.
- Оттуда тоже приходили, - оживился владыка, - в девятьсот первом, женщина одна с зелеными волосами, красивая, говорят, была, но бледная. Поселилась в деревне, оказалась хорошей травницей. Людей лечила, скотину, целебных трав целый огород вырастила. Убили ее.
- Кто?
- Тати лесные. Предводитель ихний слово знал, этим словом ее и усыпил. Потом вся ватага два дня над ней измывалась, а когда они ушли, она так и лежала во сне, пока не умерла. Только и остался от нее огород, полный трав неведомых, да сказки, что она детям рассказывала. Чудные сказки, жалко, что крестьяне ничего толком не запомнили. Еще один полурослик из Средиземья приходил, с кинжалом мифриловым с цветами загадочными, по лезвию высеченными. Только его сразу стрелой подбили, за зайца приняв. В общем, ты первый, кто еще при жизни попал в наше поле зрения.
- И что, у каждого пришельца крест был?
- Нет, креста ни у кого не было. Амулеты у некоторых были, взять, например, кинжал того недомерка, но крестов не было. А некоторые и сами колдовать умели, без амулетов.
- Но я не умею колдовать!
- Умеешь. Шторм души, например, ты сам вызвал.
- Какой шторм души?
- Когда на тебя два меча господних с булавами накинулись. Я, грешным делом, колебался, думал, может, и вправду обычный чернокнижник попался. И когда крест твой увидел, первым делом решил проверить. А крест у тебя воистину святой.
- Святой - это волшебный?
- Ну да. Святой, волшебный, магический - это одно и то же. Так все-таки, Сергей, зачем ты в наш мир явился?
- Откуда мне знать? Я же, когда к кресту обращался, не знал, что в другой мир перейду. Я только хотел шкуру свою спасти и все, ни о каких высоких материях я и не думал.
- И сейчас не думаешь?
- Не думаю.
- И правильно. Что ж, отдохни пока, соберись с мыслями, как надумаешь чего, так и поговорим. И не делай такое лицо, никто тебя в тюрьму сажать не собирается. Сейчас поедем в Донской, подберем тебе гостевую келью, поживешь пока там.
- Когда я выйду из тюрьмы, моя клятва перестанет действовать.
- Ну и хрен с тобой.
- Не боишься?
- Кого? Тебя? Думаешь, меня так же легко убить, как этих прохвостов? Выйдем на улицу, можешь попробовать, только не советую.
- Но крест нейтрализует магию!
- Только направленную непосредственно на тебя. Не спорю, это немало, со временем, я полагаю, мы как-нибудь сойдемся в учебном поединке, но сейчас ты… да, ты хорошо защищен, но твоя защита не идеальна.
- Понятно. Так, значит, я буду сидеть в этом монастыре и думать о смысле жизни?
- Дел у тебя хватит. Я хочу побольше узнать о твоем родном мире, там делают оригинальное оружие. Кроме того, твой крест тоже очень интересен. Но это не к спеху. Да и вообще, нам с тобой спешить больше некуда. Поспешишь - людей насмешишь.
Обычно при слове "келья" на ум приходит тесное, холодное и сырое помещение со стенами из грубого камня, узкой жесткой кроватью, грубым деревянным табуретом и полным отсутствием всякой другой мебели. Однако моя келья больше напоминает номер четырех-пятизвездной гостиницы. Гостиная, спальня, санузел с нормальной ванной и нормальным унитазом, роскошная двуспальная кровать, кругом зеркала, резьба, лепнина, всевозможные картины и статуэтки… короче, очень даже роскошный интерьер, который портит только отсутствие телевизора. Интересно, что статуэтки изображают главным образом купидонов и голых нимф, а из четырех картин, висящих на стенах, две представляют собой пасторальные пейзажи, а на двух других нарисованы купающиеся красотки. Икон нет ни одной, только в углу спальни обнаружилось распятие в стенной нише за шторкой.
Сам монастырь также не производит впечатление чего-то священного и неприступного. Нет, снаружи все благопристойно, территория окружена высокой кирпичной стеной с башнями, рвом и подъемными мостами, монахи в черных рясах несут службу с благостными физиономиями, все чинно, все наводит на мысли о чем-то высоком и священном. Но стоит только пройти внутрь, как оказываешься в совсем другом мире.
Те, кто обитает внутри монастыря, совершенно не соответствуют привычным представлениям о монахах. Прежде всего, здесь живут не только мужчины, но и женщины. Оказывается, еще митрополит Никон упразднил деление монастырей на мужские и женские, когда отделил безбрачие от целомудрия. Монаху не должно заводить семью, сказано где-то в писании, ибо семья монаха есть обитель господня. Но почему в обители господней не могут жить дети? И почему в обители господней недоступны мирские радости? Монастырь суть большая семья и пусть она возьмет от мирской семьи все хорошее и отринет все дурное. Так говорил святой Никон и так стало, и я не могу сказать, что это однозначно плохо.
Носить рясы внутри монастыря считается дурным тоном. Только на торжественные церемонии монахи и монахини одеваются в парадное облачение, все остальное время никого не волнует, что надето на человеке, ибо Христос говорил, что оскверняет не то, что снаружи, а то, что внутри. Главное, чтобы одежда не была грязной, вонючей или рваной, а остальное неважно, ты можешь усыпать себя бриллиантами или быть похожим на дремучего таежного жителя, это ни на что не влияет. Говорят, что сам митрополит предпочитает крестьянскую одежду, к которой привык в молодости.
Ознакомительная версия.
