выше нас. — Пожалуй, нет. Просто мне кажется, что я что-то упускаю. Что-то, лежащее прямо на поверхности.
— Если что-то лежит на поверхности, то, копая, ты лишь удаляешься от этого. — резонно заметила Лиза и замолчала, вцепившись в мой локоть и второй рукой тоже.
А я, говоря честно, даже немного охренел от такой простой и в то же время гениальной мысли. Охренел и запомнил ее, кажется, на всю оставшуюся жизнь.
Мы поднялись обратно в кабинет Арамаки. Глава корпорации встретил нас уже с бокалом чего-то коричневого и мутного в руке. Он сделал широкий пригласительный жест к столу, на котором стоял поднос с квадратной бутылкой и полудесятком стаканов:
— Выпьете? За алкоголем и едой обсуждение любых дел идет не в пример легче. Давно замеченный факт.
— Спасибо, нет. — я высвободил руку у Лизы и зашагал широкими шагами через весь кабинет, к панорамному окну, выходящему на остатки Города. — Нам это просто не нужно, ведь никаких дел у нас не будет. По крайней мере, сейчас.
— Тогда зачем мы сюда поднимались? — удивился Арамаки, уже оставшийся у меня за спиной.
Я остановился возле окна, заложив руки за спину и глядя наружу, в ночной бархат, отсеченный понизу острым золотистым клинком «Горизонта». Глядя на бьющийся в молчаливой агонии Город, которому осталось недолго.
— Чтобы убедиться. — ответил я, глядя на сидящий на краю крыши точно напротив окна, силуэт. Силуэт, который при моем появлении неспешно закрутил на термосе крышку, взял его в руки и поднялся на ноги.
Я обернулся на остальных:
— Я скоро вернусь.
Даже несмотря на то, что на моей руке поселилась, по идее, секретная и наверняка недешевая технология Арамаки, меня без проблем и вопросов выпустили из здания. И меня, и девчонок, которые отказались от моего предложения подождать внутри и тоже вышли наружу. Видимо, им все-таки было чересчур неуютно в самом лоне штаб-квартиры своих недавних лютейших врагов. Настолько, что они готовы были буквально выйти во Тьму, лишь бы не оставаться там.
Единственный, кто не то чтобы воспротивился моему решению, — скорее удивился, — был сам Арамаки. Он почему-то втемяшил себе, что мы должны были обсуждать какие-то дела, он уже настроился на это и дать теперь заднюю и перевести свой мозг на рельсы какого-то иного развития событий у него не получалось, натура дельца и корпората и не позволяла. Но мне было все равно. Все дела, которые можно было провернуть с ним, я уже провернул. Обсуждать больше нечего.
С ним — нечего.
Конечно же, всем было интересно, куда я собрался. Конечно же, я не стал отвечать, или вернее — ответил как всегда уклончиво. Конечно же, Лиза сразу же заявила, что она идет со мной, и, конечно же, я ответил, что она останется тут.
Конечно же, это чуть было не вылилось в натуральную драку, но в конечном итоге я пригрозил рыжей, что, если она так будет продолжать, то драться с ней я, конечно, не буду, но я просто прыгну с крыши и буду таков, а она останется тут истерить и дуть губы. Потому что я могу это сделать. А она — нет.
В любом случае, никого из них тащить к Птичнику я не собирался. Ни ранее, ни сейчас, ни тем более в будущем… Если это будущее у нас будет. Я уже понял, что это за человек такой, что он за личность и что для него имеет значение. Говорить при посторонних (а с определенного момента для него все, кроме меня, и, конечно, дочери, стали посторонними) он не станет, а, может статься, и не появится вовсе. А поговорить нам надо.
Собственно, сейчас нам надо поговорить как никогда. Этот разговор — буквально последний шанс решить все проблемы если не без крови, то с минимальным ее количеством. Или по крайней мере, не преумножая жертв сверх тех, кто остался за линией «Горизонта».
Сначала я легко и без проблем добрался до крыши, на которой видел Птичника из окна Арамаки и для этого мне даже не пришлось пользоваться оружием — ни новым, ни даже старым. Однако оказалось, что там его уже нет и лишь покрутившись на парапете, где я его видел, я смог его обнаружить — еще дальше, еще через две крыши от меня. Старикан снова отсалютовал мне чашкой с кофе, приглашая к себе.
Все ясно. Уводит подальше от остальных. Чтобы они не просто не были свидетелями нашего разговора — чтобы они даже не были в курсе, что этот разговор был.
Добираясь до нового местоположения я поддался искушению и опробовал люксий в деле, пока что — только в деле перемещения. Как я и думал, металл отработал на все сто — шар на конце ослепительно-белой цепи мгновенно ощетинился длинными шипами, превратившись в небольшого ежа, и без проблем уцепился ими за нужную мне крышу. Ну а подняться на нее, заставляя цепь стягиваться и снова стекаться в браслет на руке, стало давно уже привычным делом.
Люксий оказался не просто податливым, он оказался… Понимающим? Даже не было нужды думать о том, что мне нужно от него, думать о том, какую форму ему надо принять и что сделать для достижения цели. Нужна была лишь сама цель — а люксий сам находил идеальный алгоритм ее достижения. Казалось, что даже в критической ситуации, если я в таковой окажусь, люксий сможет отреагировать на нее и отреагировать адекватно, опираясь при этом лишь на мои эмоции и на мое восприятие опасности.
Когда я залетел на крышу, на которой располагался Птичник, с удовольствием вкручивая эффектное сальто под впечатлением от нового оружия, старик лишь слегка улыбнулся уголком губ. Я приземлился на парапет, в метре от него, и тоже сел, свесив ноги вниз.
Между нами стоял хорошо знакомый термос с приоткрытым клапаном и пустая металлическая кружка — явное приглашение разделить с Птичником… «трапезой» это не назовешь, так что пусть будет «распитие».
Но я не стал наливать себе кофе. В этот раз — нет. Хватит с меня делать то, что он предлагает. Делать то, что он хотел бы, чтобы я делал. Что ему выгодно. Даже при условии, что некоторой частью эти действия положительно сказались и на мне тоже.
Собственно, только это и было единственной причиной, почему я сейчас здесь. Потому что решил, что могу дать ему последний
