Я быстренько обшмонал трупы на предмет необременительных ценностей, и, разжившись шестью монетами, вернулся к Востоку. Скотина стояла там, где её оставили, мирно поглощала остатки овса и плевать хотела на суетную человечью возню со стрельбой и поножовщиной.
Спустя десять минут мы с верным скакуном уже подъехали к КПП на противоположной стороне.
КПП — надо сказать — основательный — две коробки из кирпича и шлакоблоков по разным углам моста, обложенные мешками, узкие прорези-бойницы, на крышах гнёзда из тех же мешков, прожектора, пулемёты, промеж коробок шлагбаум, перед ним, метров за пятьдесят, шипованная лента раскатана. С кондачка не проскочишь.
Чинно отстукивая копытами по бетону, мы с Востоком подошли метров на двадцать, пока один из дежурных не дал команду остановиться.
— Кто такой? — осведомился он в поднесённый к губам рупор.
— Я проездом. Планирую отдохнуть денёк в вашем чудесном городе, и дальше двину.
Орать на холодном, насыщенном речной влагой воздухе — не самое приятное занятие. Им бы второй, гостевой рупор завести не помешало.
— Проездом? И куда же? — продолжил любопытствовать мой собеседник.
— В Лакинск. Слушай, дружище, может, я подойду, да поговорим, как люди? Неохота глотку драть.
— Стой, где стоишь! — напрягся вдруг оратор. — Зачем тебе в Лакинск?
— Дела у меня там. А что такое?
— Какие дела?
— С другом хочу повидаться.
— Что за друг? Где живёт?
— Да в чём собственно проблема?
— Отвечать на вопрос!
Смотрящие до того в облачное небо стволы ПКМов один за другим нацелились на меня.
— Ладно-ладно, раз вам так интересно скажу — дружбана моего звать Игнатом. Игнат Ефремов. Довольны? Живёт он в двухэтажке рядом с Реммехом, в той, что боком к трассе, вдоль дороги через Васильевку на Курилово стоит. Ну, не знаю я, как ещё объяснить.
Мой дознаватель обернулся к одному из своих подручных и получил утвердительный кивок.
Никакого Игната Ефремова я, конечно, не знал, но в Лакинск мне наведываться доводилось. И сейчас я был очень благодарен матушке природе за дарованную память на названия встречающихся по пути деревушек и городских достопримечательностей. Подручный, видимо, тоже не имел чести знать поимённо всех жителей городка, но на местности ориентировался, и легенду мою подтвердил.
— Давно там был последний раз?
— Уж лет пять как.
Дежурный заметно успокоился, опустил рупор и махнул мне рукой: «Канай сюда».
— С тебя пять монет за пользование мостом, — сообщил он, когда я подошёл к шлагбауму, и вытащил из большого кожаного подсумка регистрационный журнал. — Если нет серебра, возьмём «пятёрками» по общему курсу.
— Серебро есть, — отсчитал я семь кругляшков вместо пяти. — Из-за чего такие меры предосторожности, если не секрет?
— Поставь имя, дату, час и распишись, — ткнул дежурный пальцем поочерёдно в четыре графы. — А меры… Уже три дня, как с Лакинском связь пропала. Посылали нарочного — не вернулся. Видно, беда там случилась. А раз в Лакинске беда, стало быть, и до нас скоро доберётся.
— На что подозрения? — поинтересовался я, возвращая карандаш.
— Есть надежда, что дело в банде, — ответил дежурный, состроив полную сомнений мину. — Хотя, у нас достаточно крупных, чтобы Лакинск захватить, отродясь не водилось. Может, объединились. А может и пришлая, с запада. Я слыхал, там такое твориться, что не приведи господи.
— Надежда, значит?
— Да. Так спокойнее, — он поморщился и заговорил тише: — Нам об этом распространяться запретили во избежание паники, но уже весь город слухами полон и без нас. Говорят, что в Лакинске эпидемия.
— Вот оно что. Тиф?
— Кабы так, — прошептал дежурный еле слышно. — Чёртова копоть.
Этого ещё не хватало.
Чёртова копоть, или невская чума, согласно расхожему мнению, зародилась на руинах Питера, из-за чего и получила своё второе название. А первым названием эта зараза была обязана симптомам. Начиналось всё с того, что инфицированные замечали у себя на коже небольшие чёрные пятна. Выглядели они будто следы от чадящей лучины — неравномерно тёмные, неправильной, обычно слегка вытянутой формы, без уплотнений и припухлостей, с размытыми границами. Первые один-два дня эти странные пятна больного никак не беспокоили, самочувствие оставалось нормальным. Но потом вдруг всё резко менялось — начинался жар, кожу покрывали всё новые и новые высыпания, старые изъязвлялись, вокруг язв образовывались гнойные нарывы, появлялась ломота в суставах, а позже и в костях, зубы расшатывались и выпадали, волосы отрывались прядями, зачастую вместе с кусками кожи, приходила тошнота, кровавая рвота, суставы разрушались, человек гнил заживо, теряя пальцы, губы, уши, нос, гениталии… Смерть наступала, обычно, в результате обширных внутренних кровоизлияний. И всё это в течении двух-трёх недель.
Говорили, будто причина в мутировавшей проказе, или что-то типа того. Лет восемь назад она выкосила уйму народа от Вологды до Ярославля, подошла вплотную к Иваново. Но обошлось. Очаги удалось «локализовать» — так я слышал. Ещё слышал, что ивановские дружинники загоняли беженцев с севера в заблаговременно вырытые ямы, напевая разную херню о дезинфекции, обливали тех керосином и жгли. Особо прытких, кто выскочить пытался, заталкивали назад баграми. Такая вот локализация с дезинфекцией. Но винить жителей Иваново я не могу. Если б ярославцы в своё время не распускали сопли, а точно так же «лечили» прущих с заражённой Вологды ублюдков, то и сами не лежали бы сейчас слоем пепла на двухметровой глубине. Но сейчас людская молва преподносит историю тех событий, как историю зверств. Слюнявые уроды из того же Владимира ноют о «вопиющей жестокости к несчастным женщинам, старикам и детям, вынужденным бросить свои дома, ища спасение от мора». Интересно будет послушать этих мразей теперь, когда чёртова копоть погонит сюда толпы «несчастных». Я почти не сомневаюсь в том, кто первым заголосит, требуя искоренить заразу на корню. Это ведь издалека легко быть добрым, с умным видом порицать «бездушных палачей». А как горе-беда за жопу прихватит, тут совсем другой разговор начинается.
— Случаи уже есть? — так же шёпотом спросил я.
— Тьфу-тьфу-тьфу, пока только догадки. Держи, сдашь на выходе.
В руки ко мне перекочевала бумажка с печатью — пропуск в город на два дня.
— Благодарю.
— Кстати, — спохватился дежурный, — на той стороне из мелкашки вроде стреляли, минут двадцать назад, и кричал кто-то. Ничего подозрительного не видел?
— Нет. Охотники, наверное. Будьте здоровы.
