— Так точно, — хмуро отозвался парень в бандане.
— Какой майор? — Кирилл сжал кулаки. — Мне к дочери надо… мне…
— Пойдешь с нами, — перебил Василич. — Попробуешь удрать — пристрелим. Закончили, вы там?
— Да, — ответил кто-то гулким басом.
— Тогда двинули, — широколицый почесал подбородок. — Не делай такую злую морду… Мы тебе, парень, жизнь спасли, и благодари бога, что нас сегодня на разведку к Казанке отправили.
Кирилл глубоко вздохнул, давя раздражение. И вправду, если бы не эти парни, его бы уже разделывали и, возможно, живьем. А убежать от пули не сможет никто, поэтому лучше не спорить, не раздражать спасителей.
— Действительно неделя прошла? — спросил он.
— Какой нам смысл тебе врать? — Василич хмыкнул. — И неделя — это после того, как оклемались все… а с того дня, как заснули, и вовсе не один год прошел. Глаза разуй и по сторонам посмотри.
Кирилла словно ударили по затылку тяжелой, но мягкой колотушкой, мысли из головы исчезли, в ушах возник звон: нет, невозможно, такого не может быть… В то же время это многое объясняло: и проржавевший «Форд», и выросшие на асфальте кусты и деревья, и обгоревшие здания.
Не объясняло только, почему он проснулся на неделю позже остальных, и что там было за желтое свечение…
Да, а как же Машенька? Семь дней без него в этом новом, другом, обезумевшем мире!
Кирилл сжал кулаки, изо всех сил пытаясь успокоиться. Не время сейчас возмущаться, кричать, что он должен найти дочь, пусть ведут его к начальству, к «майору», а с ним он договорится…
— Пошли, — выдохнул он.
— Вот таким тебя люблю я, вот таким тебя хвалю я, — ухмыльнулся Василич. — Двигаем!
Двое бойцов без всяких приказов ушли вперед, остальные зашагали следом, причем так, что Кирилл оказался в серёдке маленького отряда. Казанское шоссе осталось позади, потянулась улица Бринского, заросшая, но узнаваемая — слева покрытый лесом склон, справа остатки некогда роскошных автосалонов.
Фрагменты обгорелых стен торчали из кустов, давая понять, что здесь порезвился огонь.
Прошли мимо нескольких глубоких ям в асфальте, непонятно откуда взявшихся, и тут донесся громкий лай. Василич насторожился, вскинул руку, его люди замедлили шаг, разговоры и смешки затихли.
Ветви качнулись, и на открытое место выскочила крупная собака, блеснули зубы в оскаленной пасти.
— Огонь! — гаркнул Василич еще до того, как рядом со зверем объявились еще два.
Застрекотали автоматы, и их «голоса» показались Кириллу до того громкими, что он зажал уши. Первая собака метнулась в сторону, но пули настигли ее, и на землю упал дергающийся, окровавленный труп. Вторая взвизгнула, поджав пострадавшую лапу, и кинулась прочь, а за ней поспешили другие.
— Вот твари зубастые! — почти с восхищением сказал Петров. — Развелось их, как тараканов!
— Люу-уди-и-и! Помоги-и-ите-е-е! — завопили в той стороне, куда умчались псы.
— Еще один? — спросил Василич, почесывая подбородок. — Пойдем, глянем.
За густыми зарослями на бывшей обочине стояли гаражи, точнее их остатки — проржавевшие стены, обрушенные крыши, бурьян и крапива таких размеров, что возникали мысли о радиации.
— Ты где там? — рявкнул один из шагавших впереди бойцов, когда они наткнулись на хорошо сохранившийся гараж из белого кирпича.
— Ту-у-у-ут! — радостно завопили левее, и на крыше следующего уцелевшего гаража объявился машущий руками человек.
— Санин, тащите его сюда, но аккуратно, — приказал Василич. — Понял?
— Так точно, — отозвался могучий боец и вместе с еще одним, чуть поменьше, направился вперед.
Качнулись ветки, через какое-то время прыгавший человек перестал орать и слез с крыши. А через пять минут Санин с напарником вернулись — привели худосочного небритого мужика лет пятидесяти, облаченного в засаленную спецовку и такие же брюки.
— Ой, спасибо, братцы! Спасибо, что выручили! — бормотал он, покачиваясь и время от времени икая.
Подошел ближе, и Кирилл ощутил запах перегара, такой густой и мерзкий, какой возникает только после многодневной пьянки, проводимой с помощью технического спирта, бодяжной водки или плохого самогона.
— О, ничего себе… — Василич, тоже уловивший этот «аромат», удивленно хмыкнул. — Ты кто такой?
— Да Толян я, — сообщил мужик, радостно и немного глупо улыбаясь. — Заснул в гараже, а как проснулся, то вокруг страх, что творится, я и спрятался, и у меня там оставалось, я и сидел, не вылазил…
Похоже, этот тип всю неделю квасил, не переставая, а значит, запасы у него были будь здоров.
— Всё выпил… а тут стрельбу услышал, и решил, что наши пришли!
— Пойдешь с нами. — Взгляд Василича стал расчетливым. — Протрезвим, а работа в коммуне всегда найдется…
Кириллу почему-то очень не понравилось слово «коммуна». Мелькнуло воспоминание, связанное с Толяном — вроде бы видел его уже, и одетого точно так же, пьяного и небритого.
Нет, глюк, сбой в ушибленной голове!
— Э, работа? — Слово, похоже, не глянулось уже самому Толяну, но он огляделся и, видимо, понял: вариантов нет. — Э, братцы, что-то здесь не так, но ладно, я не гордый, пойду с вами…
Подозрений его хватило ненадолго, едва выбрались обратно на Бринского, как гаражный сиделец затянул гнусаво:
— А за окошком месяц май, месяц май! Ты поскорее приезжай, приезжай, приезжай!
Василич покосился с неудовольствием, но одергивать доморощенного Шаляпина не стал.
Спустились в ложбину, по дну которой текла речушка, спрятанная под дорогой в трубу, а когда вышли из нее, Кирилл услышал стук топоров и визг пилы. Через полсотни метров справа открылась вырубка и… работающие на ней люди под охраной автоматчиков в камуфляже.
— Наши, — с гордостью сказал Петров, и крикнул. — Эй, Гошка, всё нормально?
— Как в аптеке, — ответил один из автоматчиков. — А вы чего стреляли?
— Да по собакам, — сказал Василич. — Еще намучаемся мы с ними, вот увидишь.
Кирилла разговор не заинтересовал, он присмотрелся к тому, как идет работа. Двое мужчин средних лет, один пожилой, несколько молодых парней — все какие-то изможденные, очищали стволы от веток, распиливали на части и таскали обрубки бревен туда, где стояла пара садовых тачек.
Тут заготавливали дрова, причем дело было организовано серьезно.
— Это да, намучаемся. — Гошка вздохнул, повернулся туда, где вышла заминка с двуручной пилой. — Эй, чего заснули?
Вырубка осталась позади, слева потянулись «хрущобы» — район серых пятиэтажек, возведенных в шестидесятые. Справа когда-то находился такой же, но тут прошелся чудовищной силы пожар, так что остались только обгоревшие коробки.
