— Легион, как ты полагаешь, сколько мне лет?
— Вопрос, конечно, интересный, — отозвался я. — Когда я впервые увидел вас, то сказал бы, что за тридцать. Но сейчас, честно говоря, вы выглядите почти под пятьдесят.
— Я могу представить доказательства, — сказал Фостер, — что большую часть года провел во французском военном госпитале. Я пробудился в палате, весь забинтованный до самых глаз и без малейших воспоминаний о своей прежней жизни. Согласно медицинскому заключению мне тогда было тридцать лет.
— Ну, что ж, — сказал я. — Амнезия не такая уж и редкость среди раненых на поле боя. И похоже, вы неплохо наладили свою жизнь с тех пор.
Фостер нетерпеливо затряс головой.
— В этом обществе несложно разбогатеть, хотя мне и пришлось потрудиться несколько лет. Но настало время, когда у меня наконец появилась возможность вернуться к поискам своего прошлого, Правда, имеющихся свидетельств недостаточно: вот этот дневник, который был найден возле меня, и кольцо на пальце, — Фостер вытянул руку.
На среднем пальце красовался массивный перстень с той же самой гравировкой концентрических кругов, которые я видел на обложке дневника.
— Я был весь в ожогах, моя одежда сгорела. Довольно удивительно, что дневник был цел, хоть его и нашли среди обгоревших обломков. Он сделан из очень прочного материала.
— Что же удалось обнаружить?
— Ничего. Ни в одном воинском подразделении я не числился, а из того, что я говорил по-английски, заключили, что я либо англичанин, либо американец.
— А что, по акценту нельзя было определить точно?
— Вероятно, нет. Похоже, я говорил на каком-то неизвестном диалекте.
— Может быть, вам и повезло. Я, например, был бы рад забыть мои тридцать лет.
— Я потратил значительную сумму и несколько лет, чтобы раскопать свое прошлое, — продолжал Фостер. — В конце концов мне пришлось сдаться. А потом я нашел первый туманный след.
— А, так вы все же обнаружили что-то? — сказал я.
— Ничего нового, в этом помог дневник.
— Вот уж не подумал бы, — прокомментировал я. — Только не надо мне говорить, что вы положили его в ящик стола и забыли о нем.
— Конечно, я прочитал все, что мог. Это составило относительно малую часть на английском языке. Все остальное зашифровано. А то, что я прочитал, оказалось бессмыслицей, со мной никак не связанной. Ты видел: это не более чем дневник, и даты заносились нерегулярно. Да и сами записи настолько обрывочны, что едва ли лучше шифра. И взгляни на даты, они охватывают период с начала восемнадцатого по начало двадцатого века.
— Что-нибудь типа семейной летописи, — предположил я. — Записи велись представителями нескольких поколений. Там упоминаются имена или местности?
— Взгляни-ка еще раз, Легион, — сказал Фостер, — посмотри, может, ты найдешь что-нибудь необычное, кроме того, что мы уже обсудили.
Я снова пролистал книжицу. Она была не толще дюйма, но тяжелая, на удивление тяжелая. Огромное количество страниц: я насчитал сотни исписанных листков, а ведь книга была использована менее, чем наполовину. Я выхватывал отрывки то тут, то там: «4 мая 1746 года. Вояж не успешен. Я должен оставить этот путь Поиска… 23 октября 1790 года. Надстроил барьер кубитом выше, теперь огни полыхают каждую ночь. Да разве нет предела их адской настойчивости? 19 января 1831 года. У меня большие надежды на Филадельфию, мой величайший недруг — нетерпение, вся подготовка к трансформации закончена, однако, признаться, чувствую себя неладно…»
— Тут множество странностей, не считая самих дат. Ну, во-первых, дневник должен быть старым… но качество бумаги и переплет превосходит все, что я когда-либо видел. Да и почерк чересчур мизерный для гусиного пера..
— К переплету присоединено стило, дневник написан им.
Я пригляделся, вытянул тоненькую ручку и взглянул на Фостера.
— Кстати, о странностях, — заметил я. — Подлинная антикварная шариковая ручка попадается не каждый день…
— Погоди судить, — возразил Фостер. — Ты еще не видел всего.
— Один стержень на две сотни лет — неплохой рекорд, — я пролистал страницы, потом бросил дневник на стол. — Кто кого дурит, Фостер?
— Дневник детально описан в официальном протоколе, копия которого у меня сохранилась. В нем описаны бумага, обложка, стило, и даже цитируются кое-какие места. Полиция очень внимательно отнеслась к этому делу, пытаясь установить мою личность. Они, как и ты, пришли к выводу, что это — записи какого-то сумасшедшего. Но они видели именно этот дневник.
— Ну и что? Если это и было подделано во время войны, что это доказывает? Я готов признать, что подделке лет сорок…
— Ты не понял, Легион. Я же сказал тебе: я очнулся во французском военном госпитале. Так вот — это был парижский госпиталь, и все происходило в 1918 году.
Я покосился на Фостера. Он ничем не походил на умалишенного…
— В таком случае, — заявил я. — Вы просто чертовски хорошо выглядите для своих девяноста.
— Ты находишь мою внешность до странности моложавой. А как ты отреагируешь, если я сообщу, что достаточно ощутимо постарел только за последние несколько месяцев? Что еще год назад я бы запросто сошел за тридцатилетнего…
— Пожалуй, не поверю, — признался я. — Сожалею, мистер Фостер, но мне не верится и в 1918 год. Ну, как я могу? Это же…
— Знаю. Слишком фантастично. Но давай вернемся к дневнику. Взгляни на бумагу, ее исследовали эксперты. Она буквально поразила их. Попытки проанализировать химический состав провалились, они попросту не смогли взять образец. Бумага не поддается растворителям…
— Не смогли добыть образец? — переспросил я. — А почему бы просто не оторвать уголок?
— Попробуй, — предложил Фостер.
Я подобрал дневник и подергал краешек чистого листа, потом ухватился покрепче и потянул, бумага не поддавалась. Я зажал ее и дернул изо всех сил, на ощупь она походила на тонкую прочную кожу, но даже не растягивалась.
— Да, прочная, — согласился я.
Я вынул перочинный ножик валявшийся в кармане, открыл и попытался отрезать краешек. Никакого результата. Я перешел к бюро, положил бумагу на стол и, навалившись всем телом на нож, попытался прорезать ее. Потом я поднял * нож и изо всех сил воткнул лезвие в бумагу, на ней не осталось и следа. Я бросил нож.
— Да, это еще та бумага, мистер Фостер, — сказал я.
— Попытайся порвать переплет, — продолжал Фостер. — Поднеси спичку, попробуй выстрелить из пистолета, если хочешь, на материале не останется никаких следов. Давай рассуждать, Легион. Встречается такой материал в нашем мире или нет?
Я сел и поискал сигарету, их у меня по-прежнему не было.
