стоять и смотреть с некоторого расстояния, как «Гриру вдали» лебезит и изворачивается, и делает это так умело, что взрослые ему верят.
Даже про самого себя Лилле понял, что он есть вдали и вблизи. «Лилле вдали» слыл нелюдимом, чудаком себе на уме, одним словом – Молчун. «Лилле вблизи» был намного общительней. Вот только так приблизиться к себе Лилле не позволял даже маме. Непоседа – единственный, кто знал Молчуна не молчуном, а любителем поговорить. Но только так, чтобы никто кроме Непоседы не слышал.
Обладатель этого прозвища был единственным другом Лилле. И единственным человеком, который не участвовал в великом раздвоении мира, не имел злого близнеца «вдали» или «вблизи». Он был одинаков в общении со старшими и с младшими, не кривил душой хоть на Подкове, хоть на Гребне, хоть на ремнях, хоть в Квартириусе, хоть на верхних площадках. И пусть только одному человеку он доверил свои потайные чаяния бежать в нижний мир, но зато не лгал другим, что мечтает всегда жить на круште.
Да уже одного избиения подлого Гриру хватило бы, чтобы искать товарищества Варэка, как не ищут благосклонности любимой. Даже если забыть про массу других достоинств, которыми Лилле восхищался ещё до того, как начал с ним дружить.
А, главное, с Варэком не надо было искать себя «среднего». Этот мучительный процесс был частью сосуществования Лилле со всем остальным человечеством, но лишь после открытия «раздвоенного мира» он понял его суть.
Общество не устраивал «Лилле вдали». А Лилле было неуютно показывать всем «Лилле вблизи». Он вынужден был изобрести себя среднего, чтобы не так сильно отдаляться от людей и не казаться им равнодушным эгоистом, а себе – одиноким и заброшенным, и чтобы не слишком приближать, иначе испытаешь дискомфорт.
Искать середину всегда тяжело. Вот возьми круг. Ткнул пальцем – вроде середина. Замерял – нет, не середина. И так повторяй хоть сто раз, присматривайся, щурь глаза. Всё равно хоть на немножко, да мимо центра промахнёшься.
Поэтому, видимо, Птица Судьбы и послала Лилле Варэка, которого можно подпустить к самому сердцу, ничего не опасаясь.
Сильнее Варэка Лилле любил только девушек, причём всех сразу – каждая ему стала казаться, стоило отпраздновать тринадцатую весну, красивой и желанной, но с ними было так тяжело искать себя среднего, что мальчик предпочитал им показывать только «Лилле вдали».
С «Лилле вдали» было тоскливо даже самому Лилле. Но зато никакой паники, когда понимаешь, что не тому человеку показал «Лилле вблизи», и лишь родной крушт тебе спасение.
Лилле удивлялся, когда Варэк жаловался, что крушт слишком тесен для него, что «здесь ты всегда на виду». Сколько раз он объяснял другу, что крушт как раз и хорош тем, что позволяет моментально найти компанию, если загрустил, и готов предоставить тихий уголок, если хочешь побыть наедине с собой.
Всегда можно договориться с дежурным на Гребне и подменить его. Если крушт подлетает к воде, то все, кроме стариков, высыплют на Подкову – ловить брызги, а остальной панцирь в полном распоряжении отшельника. А ночью, наоборот, все, кто не спит, не дежурит и не в послушании, на верхних площадках любуются звёздами, гуляй по Подкове хоть до утра – никого не встретишь. А если хочется совсем-совсем одному, то или залезай в Рог Миртару – главное не делать этого весной, чтобы не вылететь с потоком воздуха. Или ступай внутрь крушта, но помни, что у спящих тело стынет, и крушт может принять тебя за мертвеца. Тогда всё – он перемелет тебя мышцами и всосёт, ты станешь частью его плоти.
– Но мы с тобой уже большие мальчики, – говорил Лилле, пытаясь своей улыбкой взбодрить насупившегося Варэка. – Мы знаем, как не заснуть внутри крушта.
Каждый раз, во время подобных разговоров, он словно мысленно совершал Круштару – так называлось самое тесное взаимодействие с круштом у круштан.
Ты выходишь в коридор и аккуратно подлезаешь под тонкую перегородку, отделяющую его от плоти крушта. На одно мгновение тебе кажется, что здесь нечем дышать, но тут мышцы крушта раздвигаются и образуют выемку.
Ты словно оказываешься в небольшой комнате, нет, в каморке, нет, в капсуле. Здесь едва можно пошевелиться, но ты не задохнёшься: крушт, почувствовав в себе человека, всегда обеспечивает его воздухом.
И пол, и стены, и потолок не часть панциря, как в квартире, а часть плоти крушта, поэтому здесь очень тепло. Пульсирующая плоть – никакая самая мягкая лежанка не даст таких ощущений.
Здесь вовсе не темно: кровь крушта – ты видишь, как она бежит по венам, – светится, но мышцы не дают свету разгуляться, поэтому вокруг уютный полумрак. И, конечно, запах: крушт пахнет не как человек, а намного приятней.
Как здорово здесь мечтать. Как чудесно подремать. В этой дрёме ты словно слышишь голоса своих умерших родственников и видишь их лица – неудивительно, ведь именно в круште они похоронены.
Мама малыша Малле как-то сказала, что это просто видения, которые вызывает запах крушта. Но Лилле ей не поверил, хотя и жаловаться на кощунство Мудрейшему не стал. Какой спрос с «равнинной невесты»? Большинство уже через пять-семь лет становятся истинными круштанками. Но некоторые так до седых волос и живут ложными знаниями нижнего мира. Что остаётся этой женщине, кроме как выдумывать небылицы о Круштару, если она так и не нашла в себе смелость его совершить? Смешно – живёт на круште, но ни разу не дремала в объятиях его плоти.
А когда дрёма начнёт перерастать в сон, сработает будильное кольцо. Ты наматываешь его на кулак, во сне он непроизвольно разжимается и спасительный звонок помогает тебе не уйти прежде времени к мёртвым родственникам.
Они здесь – в круште. Стали частью его. Увы, не все. Например, бабушке Лилле стало плохо, когда она любовалось озером, и никто не успел её подхватить. «Её тело приняли воды» – так говорили на поминках. Но все дети знают, что любой круштан, кто не скончался на круште или в Сонной Долине, попадает на Чёрный Крушт, только взрослые делают вид, что не верят в него, чтобы лишний раз не пугать юную поросль.
Туда же, на Чёрный Крушт, попадают те, кого изгнали со своего крушта за нарушение его законов. Туда же уходят кочевать все мертвецы нижнего мира. Они предпочли неправильную жизнь истинной. Они смеялись над небесными кочевниками, презирали и ненавидели их, но после смерти всё равно оказались на круште. Вот только кочевье это вечное и не будет им отдыха в Сонной Долине. Кочевье это мучительное
