На откидном сидении устроился долговязый капитан Ковач, личный порученец майора. Свою «Грозу» Ковач оставил в отсеке, где сидели солдаты, на ремне его висел пистолет.
– Там прячется человек, – произнес он равнодушно, отвечая на вопрос майора.
Стук колес стихал – поезд въезжал на Станцию. Монитор, к которому было приковано внимание Титомира и Ковача, показывал картинку с нового датчика. Всю дорогу этот датчик, смонтированный техниками Комплекса перед самым отъездом, барахлил, и только теперь изображение стало чище. Справа по ходу движения состава маячило вытянутое желто-оранжевое пятно. Оно мерцало посреди едва различимых темно-серых прямоугольников и квадратов станционных зданий.
– Что это за постройка? – уточнил Титомир.
– Угловой склад. Он залег на крыше.
– Когда выйдем на перрон, попадем в прямую зону его видимости. Кто бы там ни засел.
Приглушенно лязгнула сцепка, и поезд остановился. Ковач встал, сдвинул ставню на бойнице и выглянул, положив ладонь на пистолет. Роберт Титомир смотрел на монитор. Солдаты в третьем отсеке молчали, дожидаясь приказа на выгрузку, а из первого отсека, когда двигатель электровоза смолк, донеслись голоса ученых. Артур Кауфман что-то спросил, в ответ раздался неразборчивый голос лаборанта, потом дочка профессора попросила «настроить наконец этот чертов прибор»…
Ковач вопросительно повернулся, и майор кивнул:
– Действуй.
Глаза серба тускло блеснули. Шагнув на середину отсека, он присел над круглым люком в полу, взялся за скобу.
– Ты действительно хорошо понимаешь, где он прячется? – уточнил Титомир.
Приподняв люк, Ковач еще раз вгляделся в монитор. Кивнул и сказал: «Без вопросов». Титомир наблюдали за ним. Он знал: кто бы ни скрывался на крыше, капитан незаметно выползет из-под вагона, обойдет склад, подберется к противнику и располосует его на куски.
Ученые за перегородкой вдруг загомонили в три голоса. Донеслось бормотание лаборанта, потом возглас: «Папа, шлемы, быстрее!»
Дверь, ведущая в первый отсек, сдвинулась, и в проеме возникла Ника Кауфман со шлемом в руках.
– Майор, на нас идет небывалый выброс!
Ковач, наполовину приподняв крышку люка, замер.
– Небывалый? – повторил Титомир. Даже сейчас его голос звучал холодно, без тени растерянности.
– У нас с собой переносной ЭМ-анализатор… – Ника ткнула пальцем за плечо. – Он вдруг взбесился и…
– Такого еще не было, – долетел из-за ее спины голос профессора. – Регистрируется волна, энергетический уровень которой в несколько раз превышает то, что мы считаем за стандарт. Если только прибор не вышел из строя, а я уверен, что не вышел, этот выброс будет крупнейшим со времен…
Годы службы в самой опасной точке планеты научили майора Роберта Титомира думать, решать и действовать быстро. Он шагнул к борту, снял с кронштейна свой шлем и приказал:
– Ковач, закрой люк. Прикажи всем лечь на пол. Через сколько нас накроет?
– Минута-полторы, не больше, – ответила Ника и попятилась, нахлобучивая шлем на голову.
– На поезде стоит защита против выбросов. Вместе со шлемами она поможет?
– Я так не думаю, – донеслось из-за перегородки. Голос Кауфмана звучал глухо – он тоже надел шлем.
Перехватило дыхание, и майор сглотнул, когда спазм сдавил горло. Это был первый признак близящегося выброса. Громко, неровно заколотилось сердце. Роберт Титомир сел под бортом, вытянул ноги и уперся ладонями в пол.
Прежде, чем выброс накрыл их, он успел бросить взгляд на монитор из-под забрала шлема – и увидел, что желто-оранжевый силуэт исчез с крыши склада.
Пистолет висел в кобуре, горящий фонарик был в руках. Пригоршня провернул запор технического люка и осторожно шагнул на узкую длинную площадку с каменной оградой высотой почти по грудь.
Было темно и холодно – конец сентября, уже почти ночь. С галереи открывался вид на Зону. Дул ветер. Пригоршня повел широкими плечами, застегнул все пуговицы на рубахе. Облака затянули небо: темнота вверху, темнота внизу, хотя там, если приглядеться, она не полная – виднеются дрожащие огоньки, один дальше, другой ближе, а вон слева какая-то мерцающая россыпь. Что это может быть? Пригоршня не знал. К Зоне он испытывал опасливое почтение. Странные земли, загадочные. И то, что там живет… Лучше держаться подальше от непонятного.
Он остановился позади торчащей из ограды турели с толстым стволом. Станковый бельгийский пулемет «Персефона». Что такое эта Персефона, он толком не знал, хотя Витя говорил: мол, богиня мертвецов. Кто там в Бельгии дал оружию такое название? Юмористы! В КЗ пулеметы называли попросту «психами», их было три: по концам галереи и на середине. Подвижные турели, автонаведение от датчиков движения с контролем из компьютерного центра, ленточное питание…
С галереи на крышу Комплекса могла вести лестница. Пожарная какая-нибудь, аварийная. Вниз точно ничего не ведет, потому что внизу – уже Зона, и это было бы не по инструкции, но вот вверх – запросто. Крыша плоская, с небольшой радарной тарелкой, посадочными площадками и рядом защитных экранов, таких же, как по всему Периметру. Сплошной ряд этих экранов – проблема, попробуй еще переберись через них, но Пригоршня знал, что при необходимости переберется. Да он перепрыгнет, птицей перелетит, дайте только на крышу вырваться! А уж в другом крыле мастерская, лаборатории, куча всего, там найдутся инструменты и способ, как спуститься в Зону, тоже отыщется.
Но лестницы не было. Он дважды прошел по галерее, освещая фонариком уходящую вверх стену. Потолки в помещениях второго этажа не очень высокие, но до крыши все равно далековато, несколько метров гладкой бетонной стены – не забраться никак. Плохо! Что же он, заперт тут? С мертвецами? Ведь ни вверх и ни вниз, и вообще никак отсюда, как же ему теперь? Нелепая ситуация, тупая, дурацкая! Вроде Робинзона на необитаемом острове. А рядом, на соседнем острове – сундук с сокровищами. То есть железный чемоданчик с деньгами. Лежит, ждет Пригоршню!
В досаде он стукнул стальным ободком фонарика по стене, и будто в ответ «психи» загудели. То ли из-за недавнего выброса что-то сбойнуло в электронной системе, то ли, наоборот, обслуживающий «психов» контур остался цел и на что-то среагировал…
Центральный пулемет, опустив ствол, разразился яростным грохочущим стуком.
Хотя Пригоршня успел разинуть рот, но уши заложило, и в груди болезненно заекало. Громыхание накрыло галерею, отразившись от стены, покатилось по Зоне. В ленту этого пулемета были вставлены трассеры, примерно один через пять-семь десятков патронов, и светящийся пунктир частой строчкой прошил темноту. Турель стала поворачиваться, пунктир нарисовал во тьме веер.
