Эрик же Носов неспешно совершал эволюции по сложной траектории, засунув руки в карманы джинсов, ни на миг не останавливаясь и словно бы задавшись целью как можно более равномерно вытоптать раскинутый по всему пространству пола совершенно уже допотопный ковер с нелепым орнаментом в эллиническом стиле. Сам Кратов занимал позицию у окна, опершись задом о подоконник. Это давало ему возможность держать всех в поле зрения, а вдобавок временами позволяло выглядывать наружу, хотя он точно знал, что с высоты двадцатого этажа ничего и нигде не разглядит. Вечерний Брисбейн, с его осиянными изнутри разновысокими каменными башнями, с безмолвным полыханием рекламных парусов, с вознесшейся над городом циклопической елочной игрушкой центра космической связи «Сэнди Крик», с парящими под темно-синим пледом небес воздушными кораблями, не оставлял никаких шансов. Кратов и сам не ведал, что же он пытается разглядеть и чего ждет, и умом понимал, что все самое неприятное уже случилось. Но оставались какие-то смутные предчувствия, что в самом ближайшем будущем ситуация грозит ухудшиться, и не просто грозит, а несомненно усугубится, и даже выйдет из-под контроля. И он снова ничего не успеет поделать.
– Нашли агрессора, – вдруг фыркнул Носов. – Восемнадцатилетнего пацана с ветром в голове!
– Вероятно, тахамауков смутил его совершенно человеческий поведенческий стереотип, – пояснил Фабер.
«Ну вот тебя-то кто спрашивает?!» – подумал Кратов.
Фаберу явно доставляло удовольствие сидеть в этом неописуемо удобном кресле перед большим видеалом и разглагольствовать с самым важным видом. Справедливости ради нужно было отметить, что в своем бюрократическом наряде на роль вице-президента Департамента оборонных проектов он годился больше, чем сам вице-президент Носов, который всегда, во все времена и во всех обстоятельствах походил на мальчишку во взрослой одежке.
– Не менее вероятно, – продолжал он, – что тахамауки сочли, будто перед ними блестяще кондиционированный соглядатай. Однако же, как нам известно, они навели справки, выяснили, что на территории Федерации постоянно проживают по меньшей мере три этнических эхайна с правами гражданства, что Морозов – один из этой троицы, и успокоились.
– Кто третий? – недоуменно взметнул бровь Кратов.
– Третий? – переспросил Фабер. – Хм… Отчего вас не заинтересовало, кто второй? Впрочем, извольте. Некий Алекс Тенебра. Тридцать пять лет, доктор биологии, последнее достоверно установленное место проживания – планета Сиринга, поселок Бобровые Хатки, в южной оконечности Берега Русалок. Необходимо уточнить: когда я говорю «тридцать пять лет», то имею в виду эквивалентный биологический возраст…
– Твои люди знали о нем? – осведомился Кратов, обращаясь к Носову.
– Несомненно, – сказал тот. – И не только знали, а и принимали живейшее участие в его судьбе.
– И Забродский знал?
– Его это не должно было касаться.
– А тахамауков должно?
– Тахамауков – должно.
– И что? – спросил Кратов немного растерянно.
– И все, – с раздражением произнес Носов. – Тайна личности. Что тебе непонятно?
– Ни черта мне уже непонятно, – объявил Кратов. – Этот ваш Тенебра – он эхайн?
– Он эхайн, – сказал Носов. – Если тебе интересно, он Красный эхайн. У него есть эхайнское имя, но в пределах Федерации все зовут его Алекс Тенебра. Ему тридцать пять лет, и по эхайнским меркам он вполне взрослый мужик с богатым прошлым. И я не хотел бы вдаваться в обсуждение этой темы. Тебе и без того не следовало бы знать это имя.
– Мне его только что назвали, – буркнул Кратов.
– И ты любопытный, – покивал Носов. – Это я помню еще по Тритое.
– Позвольте пояснить, – вмешался Фабер. – Поскольку в рамках операции по спасению Северина Морозова вы, доктор Кратов, наделены чрезвычайными полномочиями и высшей степенью компетенции…
– «Операция по спасению», – поморщился Кратов. – «Чрезвычайные полномочия»… Дьявол, ненавижу эту терминологию.
«Вообще ненавижу кого-то спасать, – продолжил он про себя. – В особенности близких мне людей. Вместо того чтобы сидеть с ними на веранде, лопать крыжовниковое варенье, пить травяной чай и беседовать о высоком искусстве хайку, приходится их разыскивать, извлекать из передряг, защищать и отбивать, отмывать от адской смолы… залечивать душевные раны. Это с моими-то аховыми способностями к психотерапии! Я давно уже не задаю вопрос, отчего такое происходит. Судьба… предназначение. Так уж моя карта легла – раньше других влезать в эпицентр бедствия, иной раз даже и до того, как само бедствие приключится. Как говорят в подобных случаях, надо это принять и с этим жить. Я и живу. Но! Вот если бы это касалось меня одного, я бы с этим примирился и даже, наверное, как-то использовал. Ну, такой вот закон природы, противостоять которому невозможно. И, следовательно, надлежит его употреблять к своему и ко всеобщему благу. Одним дурацким законом природы больше, одним меньше – какая разница!.. Отвратительно, когда в это безобразие вдруг оказываются втянуты люди, мне глубоко небезразличные. Которые внезапным промыслом высших сил вдруг выказывают намерение встревать в разнообразные неприятности, причем выбирать из предлагаемого ассортимента злоключений именно те, что способны нанести максимальный ущерб и собственно им самим, и вообще всем, кто посвящен в их дела, и человечеству в целом… Да, звучит эгоистично, зато искренне. Не хочу я никого спасать. А, напротив, хочу, чтобы у всех все было хорошо. И пускай бы лучше мне отчекрыжили любую руку… я бы потом как-нибудь новую отрастил… но чтобы ничего и никогда ни с кем не происходило плохого».
Ему на мгновение показалось, что с определенного момента он упускает нечто важное, никакого касательства к его нерадостным думам не имеющее, а, наоборот, впрямую относящееся к тому, ради чего они здесь и собрались. К спасению шалого юнца по имени Северин Морозов.
Но зануда Фабер сей же миг вынудил его сбиться с мысли.
– Наверное, вам будет небезынтересно узнать, – прогундел он, – что госпожа Лескина в этом перечне не числится вовсе.
– Ах, Фабер, Фабер, – сказал Носов с непонятной интонацией. – Лизать вам на том свете раскаленную сковородку длинным своим языком!
– Отчего же госпожа Лескина лишена такой чести? – для порядка спросил Кратов, которому происходящее с каждой новой репликой отчего-то все сильнее напоминало комедию абсурда, которую хотелось поскорее прекратить и неплохо бы все же поймать за хвост утерянную мысль.
– Как известно, госпожа Лескина является «неакромми», – сказал Фабер. Кратов изобразил удивление, и тот с большой охотой пояснил: – Так мы называем детей от союза неонеандертальцев, сиречь эхайнов, и посткроманьонцев, сиречь людей… точнее, единственного известного нам ребенка от вышеуказанного союза. Между тем как тахамауков интересовали только чистокровные эхайны. Ведь господин Морозов является чистокровным эхайном, не так ли?
