Гробовое молчание было ему ответом, на лицах окружающих проступил ужас, в глазах полное непонимание. Но жить хотелось всем, и никто, даже плачущие дети и оказавшийся рядом побледневший милиционер в форме, не осмелились разжать губы.
— Капитан, я осмотрю это, — лорд указал на расположенный посреди степи безрельсовый состав, — а ты пока собери все это мясо. Выступаем через полчаса.
— Как будет угодно мой лорд.
Лорд, словно кегли, расталкивая не успевших уступить ему дорогу людей, двинулся к поезду, а капитан хмуро оглядел замершую как заяц перед змей толпу.
— Итак, — сказал он твердым, как сталь голосом, — вы в чужом мире. У вас есть выбор: попробовать продолжить жить или умереть. Если хотите умереть, то лучше скажите это сейчас, а если жить… Чтобы жить вам придется в точности выполнять команды в том числе и мои.
— Но… — несмело подал голос кто‑то из толпы.
— Заткнись! — заорал капитан. — Я тут не для того чтобы утирать вам сопли и отвечать на вопросы. Ваша задача на данный момент, построиться колонной, где в центре должны быть раненые, женщины и дети. Трупы и все вещи оставьте здесь, ни то ни другое вам не пригодятся. И учтите, если вы не сможете как следует построиться, вам в этом помогут мои ребята.
Он глянул на строй своих воинов, и те как по команде злорадно ухмыльнулись. Бросив взгляд на их увенчанные металлическими кастетами руки, я понял, чем конкретно они станут помогать…
— Все, начинайте строиться. Нам нужно успеть в Кровавую Рощу до рассвета!
Займи мой разум подобные мысли, я никогда не cмог бы предположить, что толпу из бьющихся в истерике женщин, до смерти напуганных запахом крови и всеобщим хаосом детей, тихонько ропчущих мужиков, раненых и пострадавших «при крушении» и бог знает кого еще, можно собрать в организованную колонну. Однако кто бы ни были пришедшие сюда люди, но наводить дисциплину и организованность они умели прекрасно.
Высокие и мускулистые, они двигались в толпе как хищные рыбки в стае мальков. Разбредшись в толпе по одному они приказывали, поднимали, заставляли строиться, окриком или взглядом успокаивали недовольных. Куда бы они ни направлялись, все стремились освободить им дорогу, словно люди в один момент забыли о гордости, законе и порядке. Особенно сильно это раболепие и стремление научиться становиться невидимым, стало заметно после того, как паре что‑то выразительно крикнувших людей железные кастеты вмиг снесли головы.
Отдельная стайка людей в этой хаотичной толпе старалась держаться ближе к милиционеру в форме и с кобурой на поясе: несмотря на бездействие, он олицетворял защиту правопорядка. Некоторые шептали ему что‑то, но он только бледнел и качал головой.
Даже когда «капитан» подойдя к складированным у вагонам раненым, внимательно осмотрев каждого, велел своим людям перевязать способных самостоятельно передвигаться, а остальных казнить… Даже тогда, когда черепа, беспомощных и молящих о чем то людей, хрустели от вонзающихся в них шипов на кастетах, наш закон и порядок был способен только на то, чтобы бледнеть все отчетливей. В одну минуту он сделался похожим на покойника, а волосы на голове поднялись так, что едва не сбрасывали с себя фуражку.
Не в силах смотреть на казнь, я отвернулся от сцены где истекающая кровью пухлая женщина протягивала к убийце дочери руки вопя что‑то неразборчивое… Наверно правы некоторые: поезд доставил нас прямиком в ад…
Через пять минут присмиревшие и очень тихие люди взаправду собрались в колонну, которой мог позавидовать командующий любым парадом. Один из воинов подскочив к капитану, доложил что «прибывших людей» в строю сто восемьдесят один. Капитан кивнул и, дождавшись возращения закончившего осматривать вагоны «лорда», разделил своих людей надвое: десяток отправил в хвост колонны, а оставшаяся часть выстроилась вместе с ними впереди.
— Вперед, — гаркнул капитан, и подавая пример споро зашагал в направлении леса.
Молчаливое, послушное стадо дисциплинировано тронулось в путь. До сего момента я и не подозревал как это много — двести человек. Наверно правду говорят будто индивидуумы собираясь вместе образуют нечто схожее с коллективным разумом. Сейчас всей кожей ощущаю растерянность, подавленность и вместе с тем какую‑то неестественную концентрацию — будто идущее на бойню стадо вложило всю энергию не в мышцы, а в умственные процессы. Как избежать смерти? Стоит ли убегать от пастырей? Кто вообще такие эти двуногие существа? Они что‑то говорили про мясо… Мы для них мясо, но в каком смысле?
Судя по лицам, схоже думало большинство, но наверно мне было чуть легче. Я принял на веру идею покойного профессора о том, что поезд попал в воронку времени. Во‑первых это возможно ошибочное знание придает уверенность, а во‑вторых отбрасывает часть вопросов. Теперь, вместо того чтобы разглядывать эту унылую степь, нужно вспомнить историю и понять в какую эпоху попал… ну и географическое положение… Хотя зачем оно мне? Какой толк, оттого что я буду знать, что попал, скажем, в Италию? Правильно — никакого толка.
Лес, к которому направлялись античные воины, ведя за собой толпу, словно на привязи, казался необычным даже издалека. А войдя в него я, как и все вокруг, обомлел закрутил головой. Как и всякий городской парень, я не часто выбирался в лес, но этот был не похож ни на что. Листьев или иголок на деревьях практически нет. С ветвей высоченных столбов свисают длинные змеевидные отростки, а гуляющий средь вершин ветерок теребит их, рисуя в воображении картины разумных растений. Некоторые отростки столь большие и толстые, что, свисая с ветвей тянуться по земле, словно пожарные шланги. Вдобавок к этому, от таких отростков ввысь уходит сизый, густой пар.
Командование колонной, не обращая внимания на странные деревья, смело перешагивало через эти змеевидные отростки и бесстрашно проходило сквозь завесы пара. Наверно воины позади толпы начали подталкивать забывшихся людей, потому что началась толкотня, и я вновь догнал командиров.
Пользуясь представившейся возможностью, проходя рядом «со шлангом» я пнул его носком ботинка. Не особо податливо, но от удара отросток чуть сдвинулся с места. Значит что‑то похоже на лианы в джунглях… А еще я заметил, что ботинки рядом с отростками вязнут в рыхлой земле и оставляют четкие следы, будто сами деревья увлажняют землю вокруг обнаженных корней исполинского ствола.
Неожиданно наверху почудилось какое‑то движение, задрав голову увидел стайку перелетавших с ветки на ветку птиц. Точно такие я как‑то видел по телевизору, а значит лес совсем не доисторический — хоть казался таковым.
