Когда я приблизился к артефакту, услышал едва уловимое жужжание – не жужжание даже, а зудение, как бы свист с тонким дребезжанием. Снимая с пояса контейнер, шагнул ближе, потом еще ближе и наконец оказался прямо возле ока. Оно висело на высоте поясницы, я наклонился, заглядывая в центр. И увидел там, вполне четко, картину: землянка в окружении густых зарослей, рядом костерок горит, перед ним сидит на корточках мужик в камуфляжной куртке. Две короткие рогатины, железный прут, котелок… Незнакомец помешивал в нем палочкой. Я видел все это с высоты метра три. Голова вдруг поднялась, резко повернулась – влево, вправо, а после мужик уставился вверх, прямо на меня, так что я даже отпрянул, узнав Хемуля, известного в наших краях сталкера. Хемуль тоже отпрянул, повалился на спину, дрыгнув ногами и зацепив котелок. Дальше я плохо разобрал, но, кажется, один конец стержня вывернулся из рогатины, и котелок опрокинулся в костер. Звуков слышно не было; картинка внутри артефакта побледнела, будто ее заволокло серым паром. Последнее, что я увидел, – высунувшийся откуда-то сбоку Хемуль с пистолетом, из которого он принялся палить в небо. Я отшатнулся: на мгновение показалось, что сейчас он залепит мне прямо в лоб. Но ничего не произошло, пули из ока в потолок не вылетели. Зато когда я посмотрел вновь, картинка исчезла.
Вот такие дела. Интересно, там над ним тоже око висело, которое Хемуль раньше не замечал? Ведь наверняка что-то было, не пустого же воздуха он испугался… Надо, когда встретимся, напомнить про этот случай и спросить, что он видел.
Так или иначе, мне око ничем не угрожало, и я, став смелее, отстегнул от ремня фиксатор контейнера. Плотно пригнанная крышка тяжело сдвинулась в пазах, обнажив металлическое нутро. Я подвел контейнер под око и поднял, так что оно оказалось внутри. Придерживая снизу одной рукой, второй закрыл крышку. Шагнул назад.
Око проплыло сквозь стенку.
Черт! Я постоял, растерянно пялясь на него. Нет, на самом деле оно никуда не плыло, а висело себе по-прежнему на одном месте… Или все же сдвинулось немного? Точно – сместилось слегка, а теперь вот обратно возвращается, качаясь, как головка цветка на стебле… И что делать? Немного отступив, я вновь присел на корточки. Сощурился. Вот он, «стебель». Изогнулся, когда я контейнер сдвинул, но теперь распрямился. А что, если кристалл использовать? Сможет он эту ножку перерубить, перерезать? Да, пожалуй… Хотя – он же и сам редкий да дорогой очень, стоит ли ради одного артефакта лишаться другого? И потом, если кристалл с оком как-то взаимодействовать начнут… я же еще не пробовал их совместить и не знаю, что может произойти. Но если подумать, око более ценно. Курильщик, к примеру, за него раза так в полтора больше денег отвалит, чем за кристалл.
Я прижал ладонь к висящему на поясе второму, маленькому контейнеру и тут вспомнил, что артефакт, который мы недавно добыли возле заброшенной фермы, предварительно распотрошив двух зомби, сейчас у Пригоршни. Где он, кстати, почему так тихо снаружи? Забеспокоившись, я встал, попятился от ока, испытывая иррациональное нежелание поворачиваться к нему спиной, и вышел из домика, подняв автомат.
И с облегчением опустил его, увидев напарника, который, должно быть, за это время успел обойти башню и теперь пытался отпереть дверь. Он склонился, ковыряясь в щели армейским ножом, выменянным у одного вояки за ящик водки и пять банок сгущенки, которые мы прошлой зимой раздобыли на заброшенном складе неподалеку от Агропрома. Я направился к Пригоршне, а он тем временем, подвигав лезвием, рванул ручку и что-то с хрустом сломал – не то засов, не то язычок замка. Дверь открылась. Пригоршня сунулся внутрь – и заорал.
* * *
Крик был настолько диким, что в первый миг ошарашил: никогда раньше я не слышал, чтобы человек так кричал. Напарник дернулся назад, поскользнувшись, упал на спину и пополз, не прекращая вопить. А я растерялся – застыл, вместо того чтобы схватить автомат и открыть огонь поверх Пригоршни, в темный дверной проем. Ведь сейчас оттуда что-то выскочит…
И тут меня опять пробрало, да сильнее, чем на склоне: словно невидимая рука просунулась в грудь, сдавила, сжала сердце. Я охнул, упал на колени, кажется, тоже завопил, хотя сам не слышал крика. Из башни лезло оно.
А Пригоршня уже карабкался на четвереньках, не оглядываясь, и кричал, разевая рот большой буквой О. Когда его и меня разделяло несколько метров, я наконец смог совладать с ужасом, затопившим, казалось, все тело. Руки ходили ходуном, ноги подгибались, но я кое-как встал, прижав «калаш» к левому боку, открыл огонь. Загрохотало, задребезжало все вокруг. Пригоршня вдруг оказался совсем близко.
– Не пали, без толку! – проорал он в самое ухо. – Ходу!
Я прекратил стрелять; он схватил меня за плечо, дернув так, что я чуть не упал, и помчался прочь. Мы бежали, то и дело оглядываясь, и ясно было, что убегать смысла нет: оно двигалось куда быстрее, распространяясь от башни валом, набухая, догоняя… Ужас катился впереди, будто ударная волна, наполняя мозг слепой паникой.
– Не успеем! – проорал я. – Нет, стой, куда ты…
Но Никита уже запрыгнул в кабину, втягивая меня за собой, перекатился на соседнее с водительским сиденье.
– Ключ! Ключ есть…
Ключ и вправду торчал из замка зажигания. Пока я усаживался, Пригоршня его повернул. Мотор заурчал. Значит, он на ходу, грузовик этот – наше спасение, потому что оно – вот уже совсем близко, уже накрыло мертвеца в траве, и тело того затрепетало, вспенилось красным, растворяясь, растекаясь по земле… Я затрясся, забился на сиденье, топая ногами под рулем, не попадая по педалям, наконец попал, дернул рукоять передач и втопил газ так, что грузовик рванулся с места в тот самый миг, когда оно подкатило к задним колесам.
Пригоршню так прозвали, потому что он старые вестерны очень любил. И в былые времена, еще до того как мы подружились, на вопрос, за сколько на дело подпишется, неизменно отвечал: «За пригоршню долларов», а если предлагали конкретную сумму, которая его устраивала, говорил: «Ладно, но только если ты добавишь на несколько долларов больше». Теперь-то он уже так не говорит, подрос. Хотя ковбойскую шляпу до сих пор носит, несмотря на то что по лесу неудобно в ней, поля за ветки цепляют.
Почему-то мне все это вспомнилось за мгновение до того, как он выкрикнул:
– Поворот, Химик!
Я крутанул руль так, что показалось – сейчас машина развалится на части. Просев на левый бок и чуть не встав на два колеса, грузовик развернулся, следуя изгибу земляной дороги. Справа открылся вид на башню, и я различил шевеление среди развалин, беспорядочное движение, будто отовсюду из-под земли лезли огромные муравьи – потом их скрыл сарай-развалюха.
