– Не стоит… Я слушаю вас. Что там случилось?
Сикорски, казалось, только и ждал этого вопроса. Он заговорил быстро, но отчетливо, тщательно проговаривая каждое слово, как будто перед этим долго репетировал свою речь.
– Мак, мне нужно немедленно встретиться с тобой. У нас там, на Саракше, произошло нечто такое, о чем бы мне не хотелось говорить по видеофону. Нужен непосредственный контакт с тобой.
– Но почему именно я? – немного растерянно спросил Максим.
– Этого в двух словах не расскажешь, нужно обязательно увидеться. Ты не против?
– Ну, раз такое дело, то, пожалуй… – Максим, не ожидавший такого напора, сдался.
– Как мне найти твой дом? – Сикорски уже превратился в прежнего Странника и заговорил тоном делового человека. От его прежней усталости, казалось, не осталось и следа.
– Мой номер вы, надеюсь, знаете. От «нуль» кабинки направо по тропинке. Там есть доска с указателем. Усадьба «Мак Сим». Если хотите, я вас встречу минут через пять.
– Нет, не получится. Сегодня на вашем направлении нуль – транспорт не работает – профилактика. Я буду у тебя на флаере, минут через сорок.
– Тогда ориентируйтесь на юг от города. Я включу над моим домом красно – зеленый маячок. Его будет видно издалека.
– Ну, хорошо, тогда жди! – сказал Сикорски и отключил связь.
С минуту Максим сидел в задумчивости, переваривая все услышанное. Поняв, что все сможет проясниться только после того, как Рудольф приедет, он перестал ломать голову, шлепнул себя ладошками по голым коленкам и направился в бассейн.
Прохладная вода сомкнулась над ним и, не выныривая, Максим проплыл до противоположной стенки, оттолкнулся от нее ногами, и дальше уже шел по инерции, лишь слегка шевеля ногами. В центре бассейна он всплыл на поверхность, и немного полежал на спине, отдыхая.
Да, с момента окончания эпопеи на его Обитаемом Острове пролетело почти два года. Помнится, вернулся он тогда на Землю совершенно ошеломленным и смятенным. Путешествовать где бы то ни было, Максиму больше не хотелось – впечатлений, полученных на Саракше, хватило надолго и с лихвой. Другой работы, которая бы захватила, увлекла его всерьез и надолго, в ближайшем обозримом будущем не предвиделось. Тогда он решил взять тайм – аут, и какой-то период жизни посвятить себе и той, за которой был теперь в ответе. Максим вряд ли смог бы сейчас ответить на вопрос, когда же в нем проснулась любовь к Раде. Там, на Саракше, в чужом и, порой, страшном мире, она и ее брат Гай стали для него самыми близкими существами. Еще тогда Максим поймал себя на мысли, что думает о них как о людях, а не как о жителях другой планеты. Это была или какая-то необъяснимая загадка природы, или нечто другое, но опять же загадка, которую еще предстояло разгадать ученым, но представители Саракша в генетическом плане ничем не отличались от землян. И все же они уступали своим собратьям – атомная война, недавний голод и лишения не могли не наложить отпечатка на некогда красивую расу. Немного позднее Максим узнал, что эта планета не единственная, где наблюдается подобный феномен. Надежда, Гиганда – здесь также жили гомо сапиенс.
Некоторые ученые пытались объяснить подобную диковинку промыслом неких «высших сил», очень давно осуществивших в Галактике «Великий посев», и подобное заявление даже породило кое – где религиозный всплеск, впрочем, незначительный. Возможно, такие предположения были верны, но Максиму вовсе не хотелось ломать себе голову над этой проблемой. Его любви к Раде она никак не касалась. Есть глобальная проблема, а есть конкретная любовь, и точка. А уж как там все когда-то получилось – при посредстве, или же как-то само по себе, не суть важно.
От праправнучек Евы Рада все же отличалась, но не внешностью (тут она уступала многим), а, скорее, духовно. Возможно, именно такими были женщины Земли несколько веков тому назад, когда умели посвящать себя любимому человеку целиком и полностью, а в случае необходимость могли и защитить его от различных напастей. Таких теперь уже, наверное, и не осталось – институт семьи постепенно изжил себя, и это вполне объяснялось настоящим равенством не только обоих полов, но и всех людей. Да к тому же, когда в мире так много всего интересного, чего ты еще не видел собственными глазами, не трогал руками, и все это можно посмотреть, пощупать, забота о единственном человеке неизбежно отступает куда-то на задний план, становится лишь одной из граней огромного и прекрасного кристалла под названием Жизнь.
Рада была совсем другой. Для нее Мак, особенно в самом начале их знакомства, был чем-то вроде божества. Она, правда, никогда не падала перед ним на колени и не возносила к нему молитвы. Даже наоборот, бывало, поругивала за некоторые мелочи, вроде брошенной как попало обуви, или неубранной посуды, которые он, со свойственной ему привычкой мыслить глобально, частенько допускал. Но даже в такие моменты ее огромные серые глаза излучали такое количество душевного тепла, от которого нельзя было не растаять. Так на Максима смотрела только мать.
Рада оказалась на редкость прилежной и способной ученицей. Уже через месяц упорных занятий она вполне сносно говорила по-русски, а небольшой акцент, мягкость произношения, совсем не портили ее речь, а напротив, придавали ей какое-то особенное очарование.
Параллельно с учебой молодая семья начала строить дом. Место для него было выбрано в малолюдном месте, подальше от чудес цивилизации. Сделал это Максим специально из опасения за психику жены: как ни крути, а Рада, прибыла на Землю с отсталой планеты. Конечно, он много рассказывал ей о том мире, в котором ей предстояло отныне жить, но когда воочию видишь величие технического прогресса собратьев по разуму, буквально, на каждом шагу, с непривычки это как-то угнетает и вполне может вызвать приступ депрессии.
Опасения Максима оказались напрасными. Период адаптации Рада перенесла стойко. Она не особенно удивлялась тем бытовым чудесам, которые окружали ее, и большинство из них стремилась переиначить на свой лад. Хотя не обошлось и без некоторой доли комичного. В первый же день пребывания на Земле, когда молодые супруги поселились в пустующем коттедже на берегу реки, Максим на несколько минут отлучился, а когда вернулся, увидел Раду сидящей на шкафу. Подтянув колени к подбородку, она убеждала робота – уборщика не трогать ее, причем автомат, при звуках незнакомого для него языка, что называется, «завис» и, забыв о своей основной работе, бесцельно елозил по полу взад – вперед. Максим пнул робота, чем привел его в нормальное состояние, а снятой со шкафа Раде еще раз прочитал лекцию о том, чего нужно бояться, а чего нет.
