Евгений Прошкин - Война мертвых

Но никто так и не сказал Тихону, что от него потребуется.

– Иди за мной, – велел лейтенант. – Меня зовут Игорем.

– А я Тихон.

– Я знаю, – сухо ответил он. – Со всеми вопросами, пожеланиями, капризами обращаться только ко мне, ясно? Я буду тебе вроде няньки, – Игорь говорил быстро и раздраженно. – Ты в Школе самый молодой, но на льготы не рассчитывай. С твоими соплями здесь никто возиться не станет.

– Да я и не...

– Дальше, – жестко оборвал его лейтенант. – Кто ты и откуда – забудь. И к другим с этими вопросами не лезь. Разрешаю спросить только один раз. Давай, спроси меня, кто я такой.

– Кто ты такой? – послушно повторил Тихон.

– Игорь, в Школе с две тысячи двести четырнадцатого, звание лейтенанта получил в две тысячи двести семнадцатом. Вот так, курсант, это вся моя биография. А у тебя и того нет. Ясно?

– Ясно...

Они подошли к низкому своду, за которым начинался бесконечно запутанный тоннель. Через каждую сотню шагов его пересекал точно такой же коридор с пепельными стенами и закругленным потолком. Опасаясь заблудиться, Тихон постоянно оборачивался, однако это еще больше сбивало с толку: во все стороны расходились одинаковые серые кварталы. На полу попадались широкие красные стрелки с белыми цифрами, но что они означали, понять было невозможно.

– Система простая, – сказал лейтенант. – Первое число – собственный номер прохода, второе – номер прохода, с которым он пересечется. Стрелки показывают направление от меньшего к большему. Четные проходы перпендикулярны нечетным. Всего их по сорок пять. Ну, где мы сейчас?

Тихон дошел до следующей отметки и прочитал:

"43-68”. Просто четыре цифры, ничего более.

– Идем по сорок третьему проходу, сейчас пересечемся с шестьдесят восьмым, – заунывно объяснил Игорь. – Раз движемся по стрелке, то следующий перекресток будет... с каким?

– С семидесятым, – неуверенно ответил Тихон.

– А что будет написано после него?

– Сорок три – семьдесят два.

– А после?

– Сорок три – семьдесят четыре. А после девяностого?

– Упрешься в стену, – отозвался Игорь.

– Так мы под землей? На Аранте или где? Офицер замедлил шаг и выразительно посмотрел на Тихона.

– Тебе что, не сказали? Место расположения Школы знают человек пять, а может, и меньше. Остальным известно только то, что она находится внутри блуждающей планеты.

– Кто мне мог это сказать... На Земле и о войне-то ничего не слышали.

– Серьезно? До сих пор? – удивился Игорь. – Вот стадо!

Он остановился у стрелки “43-74” и показал на дверь.

– Жить будешь здесь. Панель в центре – сканер.

Кроме тебя и меня, в твой кубрик никто не войдет. Дотронься.

Тихон прикоснулся к поперечной перекладине, и створка быстро ушла в потолок. Квадратная комната без окон напоминала промышленную тару. Узкая кровать в центре подчеркивала пустоту помещения и делала его еще более нежилым. Тихон вошел в кубрик и осмотрелся. Комната ему понравилась – главным образом тем, что была рассчитана на одну персону. В левой стене он увидел несколько шкафов, маленький белый экран, утилизатор и встроенную печь. Значит, питаться в компании жующих морд тоже не придется.

На кровати Тихон нашел сложенную конвертиком форму. Не удержавшись, он развернул ее и приложил к себе. Аксельбанта на рубахе, естественно, не было – не было ни погон, ни даже дохленького шеврона, только на груди, над левым карманом, светилось желтое тиснение: “43-74”.

– Старые тряпки бросишь в мусорник, – распорядился Игорь. – Потом помоешься. Санблок в том углу. Встанешь на ступеньку – откроется. Поешь и отдыхай. Когда проснешься, явишься в кубрик тридцать девять – восемнадцать. Запомнил?

– Во сколько явиться?

– Ты не проспишь, – заверил Игорь. – Да, вот на будущее: повышенное внимание к женскому полу в Школе не приветствуется. С зовом природы справляйся сам. Научить?

– Владеешь в совершенстве? – не выдержал Тихон. Лейтенант озадаченно поморгал и вдруг рассмеялся.

– Сублимация, курсант. Это не совсем то, что ты подумал. Но так тоже можно.

Он вышел в коридор, и створка двери тут же опустилась. Тихон в точности выполнил указания Игоря: разделся, запихнул гражданскую одежду в лоток утилизатора, постоял под горячим диагональным душем, затем вернулся в комнату – называть ее странным словом “кубрик” пока не поворачивался язык – и заказал ужин. Впервые он ел не то, что рекомендовали в Лагере, а то, что выбрал сам: огромную порцию баранины и черешню. Тихон догадывался, что это не очень полезно для желудка, но забота о здоровье ему показалась смешной.

Всякие слюнтяи вроде Филиппа стараются дожить до ста пятидесяти и даже не подозревают, что на окраинах Конфедерации гибнут целые колонии. Как Ассамблея умудряется это скрывать? Почему добровольцев набирают скрытно? Карл вырастит его клона и подбросит к Лагерю. Воспитатели найдут кусок мяса, похожий на Тихона, и, сделав скорбные лица, закопают в землю. Или торжественно объявят, что он прервал курс начального воспитания. Да, прервал. Кто-то чувствует себя взрослым после первой неуклюжей случки с девушкой из старшего отряда, кто-то, как Тихон, понимает, что это еще не повод для гордости. Алена и все ее подруги, вместе взятые, не стоят того, чем он теперь занимается. Пусть продолжают плескаться в красивых озерах с гладким искусственным дном. Тихон решил себя посвятить единственному настоящему делу – войне. Он присоединился к тем, кто...

Тихон неожиданно вспомнил, что по дороге от платформы до кубрика не встретил ни души. К кому он присоединился – к свирепому лейтенанту, иссохшему от регулярной сублимации? Где же армия? Судя по тому, сколько в Школе комнат, здесь должно быть более тысячи курсантов. Хотя Игорь упоминал каких-то женщин. Может, сейчас ночь, и все спят? Тихон попытался отыскать часы, но в кубрике их не было.

Он представил себе мертвый космический объект, в недрах которого копошатся несколько человек в красивой черной форме. Без часов, без новостей с Земли, втайне от всей Конфедерации летят куда-то в кромешной тьме. Блуждающие планеты живут отдельно от звезд. У Школы нет своего солнца...

– Сорок три – семьдесят четыре! – прокричал потолок. – Через тридцать пять минут прибыть в класс тридцать девять – восемнадцать.

Тихон открыл глаза и некоторое время соображал, где он находится. Угол комнаты развернулся на пол-оборота, и в смежном отсеке включился душ. Дверца печки самовольно открылась, и из стены выехал поднос с небольшим блюдом. Нехотя поднявшись, Тихон прошлепал к завтраку. Стопка бесцветных сухарей, три ореха и стакан молока. Это что за фокусы? Он кто – солдат или... Солдат!

Его подбросило и понесло в санблок. Что они сказали? Какие-то цифры: сорок, тридцать, восемнадцать... белиберда полная. И ведь не повторяют. Неужели не понятно, что с первого раза, да еще спросонья, все эти номера не запомнить? Во сколько ему приказано явиться? Через пятнадцать минут? Нет, “пятнадцать” точно не звучало. Через пять!