«Стену убрать!» — приказ вышестоящего.
Когда Лиза обивала пороги гаркома, и парткома, отдела культуры и археологии посылая письма в АН, моля всех опомниться и не разрушать стену, её муж уже имел на руках распоряжения начальника участка. Старик знал, что тогда у него на руках имелись все рычаги как у мастера-подрывника. Он мог оттянуть время, произвести «тухлый» взрыв, дав жене достучаться до вышестоящих лбов и сохранить раскоп. Поступить так он мог, но не хотел. Невыносимо мучительно он переживал эту фанатичную привязанность жены к той черной стене. Лиза просыпалась с мыслями о ней и засыпала размышляя о раскопках. Он себя уже чувствовал посторонним в своем доме. Жена стала такой далекой, холодной и чужой и с этим он мириться не хотел. Ревность и злость разрывали его нутро. Он представлял что она там трахается с каким-то бородатым под этой стеной. Он, к чертям, проклинал уже этот Хабаровский край с его чжурчжэнями, нанайцами, демонами и «черными стенами», выстроенными хер знает кем в дремучей тайге.
Он вел свою колхозную, хитрожопую игру с крестьянским прищуром. Врал ей, успокаивал и обещал, что сможет достучаться до кого угодно.
Лизка ему верила и надеялась что он достучится до кирпичных голов начальников. В очередной раз он пообещал ей решить всё в Хабаровске. Шайтуров наслаждался тем, как она верит в него, любит и надеется на его пробивной характер.
До самого прихода поезда, жена плакала и хныкала как маленькая девочка, прося его не допустить уничтожения реликтовой стены. Он тогда упивался этим состоянием жены. В тот момент в её глазах он видел себя богом. Он смотрел на любимую через грязное окно вагона. Помахав ему розовой ладошкой, ещё не очерствевшей на раскопках, Лиза даже не подозревала что он за человек. Шайтуров вышел в Вяземском, не доехав до Хабаровска, куда он впрочем и не собирался. Пробухав с преподавателем Лесхоз-текникума до позднего вечера. Ранее обговорив всё с водилой начальника участка, он дождался машину и приехал к своей бригаде уже заполночь. Все мужики свои, водила-могила, свой в доску. На раскопе из археологов никто не дежурил: все рвали задницы пытаясь хоть как-то остановить планы начальника участка и защитить «стену чжурчжэней». Установив лично на неё взрывчатку, Шайтуров понял что спьяну расчет для качественного подрыва ему не подвластен. Плюнув на всю заумную волокиту, эту задачу он решил влет, по-советски, по-крестьянски: увеличив количество шашек. Распив на дорогу с бригадой пару пузырей он плюхнулся довольно в машину. Шофер ничего не понимал, но знал точно, что мастера-подрывника надо было забрать из Вяземского, привести на раскоп и отвезти обратно в Лесхоз-техникум. Уже выезжая к трассе Шайтуров расслышал первый, негромкий хлопок, сменившийся адским грохотом…
В Вяземском он пробалдел ещё пару дней и не в чем не бывало сел на поезд и вернулся с «плохими новостями из Хабаровска» к любимой жене. На перроне увидев заплаканную Лизку, он обнял её и не чувствуя в её теле жизни, зарылся носом в её ароматные волосы.
Узнав что стену снесли у Лизы случился срыв. Слезы опустошили её до горечи, боли и отчаяния. Но, Шайтуров всё равно находился в прекрасном расположении духа: жена не подозревала его в этой подлости.
Своим крестьянским нутром, он выстроил такое же понятие о женщине с каким жил его дед и отец: баба не должна много думать и тем более иметь какое-то там собственное мнение и того пуще, инициативу. Достаточно ей для счастья в жизни это дети, тазики и кастрюли. Шайтуров был уверен в том что если у него получится выломать из Лизы её стержень индивидуальности, опустошить её нутро от страсти к науке и от жажды познаний, то она превратится после такого надлома в ту замечательную бабу, о которой он так мечтал. Чтобы все её ментальные функции заключались в беспрекословном согласии с его топорным мнением, чтобы она не была такой умной и далекой для его ограниченного мировоззрения.
После уничтожения стены, Лиза опустила руки. Всю свою жизнь она проработала в музее, угасла и отчаялась. Всё, смерть творческого духа: в её глазах не было тех искр и энергии. Она просто плыла по реке жизни стараясь не ворошить прошлое.
Лиза начала чахнуть на глазах. Она сама себя загнала в могилу. Всё это время в эти последние дни её жизни, Шайтуров боялся услышать от неё какие-то упреки и обвинения, как ему казалось всегда сидящие в ней. Чувствуя свою вину, он всегда опасался её ума и интуиции.
За окном уже смеркалось, разливающиеся черные тени смешивались с подступающим мраком. В дверь постучали. Постоянно слезившиеся глаза уставились в дверной проем. Наташка положив на тумбочку смартфон, метнулась к входной двери. Шайтуров не разобрал что она говорила, в ушах постоянно разливалась какая-то жижа. Шум и возню, начавшуюся у двери он не слышал, смотря в свой любимый ретро-ящик «Рекорд-312».
* * *
Капитан Завьялов числился по должности, как и любой спецназовец, кем попало, но получал с надбавками и донатами как полкан. Плюс к этому его подогревал баблом Олег Романович, в довесок к этому кушу он мутил ещё сам. В сухом остатке, за месяц выходило на «трёшку» в новострое. Зашибись? О-ееее! Завьял варился в жирном бульоне.
Романович считал его личным «киллером по вызову». До службы в Контроле Завьял был наемником. Какой-то идеи, морали, остаточного эффекта нравственности у него и в помине не было: наша работа-смерть. На этом все. Кто больше заплатит, за того и будем воевать. Конъюнктура как у «латышского стрелка».
Убивать легко, если нет воспитания и какого-то сдерживающего гена. У Завьяла не было ни того ни другого. Эта тема ему понравилась лет с десяти, с того момента когда его друг Димка Дымов научил его «грамотно вытягивать кишки из собак и кошек». Этому методу Дымова научили энергомашевские детдомовцы: берется кусок мяса, крючок «троечка»… Короче, Завьял залип на этом ливере. Где свет, где тьма — вообще по херу! Телега унылого говна, философов и зануд. Бабки и умение нае…ть весь мир, вот это тема. Шаблонная и и традиционно-заклишированная для прирожденных убийц юность, скажут умники. Да, а как иначе — Фрейда пока никто не отменял, есть конечно несогласные, но все ответы на вопросы «профайлы» ищут именно в детстве подозреваемого. Уже в армии Завьял понял, что он на своем месте, а оружие это намного интересней. Повоевав где попало и получив пару ранений, Завьялов попал в «Контроль», где его приметил Романович. Как у полковника получилось раскусить его адскую сущность, он так и не понял. Но в любом случае его всё устраивало.
И вот сейчас, приближаясь к старой хибаре в спецодежде и с сумкой «HILTI», Завьял догонял что Романович такие задания дает неспроста. И после выполнения полковник обязательно позвонит и пригласит в гости забрать какой-нибудь пакет или сумку. Кэш был в приоритете всегда. У Романовича даже имелся «бассейн». Этот термин среди коррупционеров, теневых воротил и криминтерна означал квартиру, купленную специально для хранения КЭША. Вся цифровизация, мобильные деньги и остальная шляпа с транзакциями; карты и счета это для всех остальных, для тех кто у кормушки и в теме только «нал», «кэш», «живая валюта».
Перед самым крыльцом он надел поверх латексных перчаток обычные «хэбэшки» и проверив в сумке пару бутылок «самопалки» с ржавым метанолом и с кучей спецприсадок, он довольно улыбнулся и постучал в обитую кожзамом покосившуюся дверь. Шоу началось.
— Кто там? — раздался приятный девичий голосок.
— Добрый вечер. Извините за беспокойство. Я электромонтажник. Завтра планируем замену линий. Скажите пожалуйста сегодня были перепады, свет отключался? Извините еще раз. Дело серьезное, мне нужен ваш ответ.
— Уже десятый час вечера, — забеспокоилась девушка. — Почему так поздно?
«Сука! Тварина бля!» — пронеслось в голове Завьялова.
Улыбнувшись, он продолжил врать:
— Ещё раз извините. У нас аврал. Завтра Горэлектросеть планирует полную замену линий на вашей улице. Перепады были сегодня?
— Вроде нет! — открыв дверь ответила девушка. — Я приехала часов в восемь к дедушке. Никаких перепадов не было…
