носилки, и парня шустро потащили в лазарет. Я остался посреди зелёной поляны один.
— Эй, а как же объявить победителя? — я хотел ещё немного подурачиться, но среди зрителей увидел постаревшее на несколько лет лицо Яна Громова. — Да, всё-всё, ухожу.
Я взял под руку Кристину и, стараясь не смотреть назад, сказал ей уголком рта.
— Быстрее, спаси меня.
Та увела меня во дворец. Я надел свою жилетку на ходу и чёрный пиджак. Фух, вот это да. У меня была куча вопросов. Зрители тоже возвращались в зал и посматривали на меня с любопытством. Танцевать мне не хотелось, поэтому мы просто встали у столика с напитками, и я выхлебал три стакана клюквенного сока.
— А теперь объясни мне, что это за чудо генной инженерии? — спросил я девушку, а сам старался не обращать внимания на Яна, что грозно подзывал меня пальцем, но не подходил сам — стыдится собственного сына? Или боялся «замараться»? Да к чёрту его.
— Извини, я немного не поняла вопроса, — ответила Кристина, проследив за направлением моего взгляда. — Может, лучше подойдёшь?
— Обойдётся. Как у Рената появилась третья рука? Что за магия?
— А ты про это. Ну, род Гноевых специализируется на метаморфозных чертежах.
— И такие бывают?
— Да, это любые тату, что меняют тело.
— И размеры? — вспомнив кое-что, спросил я.
— В том числе.
— А что с ним случилось? Это, конечно, упростило мне жизнь, но хотелось бы знать.
— Это особенность чертежей, — ответила девушка, смотря мне куда-то за спину. — Каждое их использование опасно, ты рискуешь превратиться в Выродка.
— Вот оно как, — сколько открытий чудесных предстоит увидеть нам.
— Кстати, я хотела тебя ещё в прошлый раз спросить, — на её глаза будто наложили стекло. — Где твоё благословение? Ты как себя вообще чувствуешь?
— Прекрасно, — мне было неловко об этом разговаривать. Похоже, я был единственный такой уникальный, кто не страдал выродковой болезнью.
Но распространяться об этом не хотелось.
— Ты должен сходить в храм Феса и получить защиту.
— Как только так сразу.
— Он не в нашей стране, так что тебе нужно спросить отца.
— О да, — я уже представил эту картину.
— Привет, — со спины раздался знакомый голос.
Я обернулся и увидел Альбину Плесницкую во всей красе. Так вот на кого смотрела Кристи.
— Здравствуй, может, по чайку?
На удивление та прыснула. Ого, странные перемены.
— Ты не возражаешь, я уведу его? — спросила Альбина.
Кристина только открыла рот, но меня уже взяли под руку и потащили в сторону «танцпола». Я обернулся на свою спутницу и извиняюще пожал плечами — мол, смотри, похищают средь бела дня. Дерись за меня!
— Да подожди ты, — я поставил пустой бокал на поднос проходившего мимо официанта и взял аристократку за талию.
Альбина была в изумрудном платье. Кажется, его ещё называют «футляр». Это такой кусок тряпки (элегантной, прошу заметить), что плотно прилегает к изгибам женского тела, выгодно подчёркивая его контуры.
Единственная дочь Плесницкого выделялась этим на балу. У всех были пышные одеяния с корсетами, рюшками и оборками, а здесь классическое вечернее платье. Бунт?
Я положил руку на её талию, и первые минуты две мы механически двигались по натёртому мастикой полу. Это вызвало новый приступ любопытства со стороны остальных гостей. Похоже, я сегодня наделал шуму в этом гадюшнике. Всё идёт по плану.
Композиция сменилась, и темп танцующих замедлился. Альбина прижалась ко мне ближе.
— Может, объяснишь, что тебе нужно? — спросил я её почти у самого уха.
— Заткнись и просто танцуй со мной, — огрызнулась девушка, но не так резко, как в первое наше знакомство, в голосе чувствовалась неуверенность.
— Как скажешь, — я решил не будить лиха, тем более всё моё тело говорило спасибо — в этом одеянии аристократка казалась женственней.
— Ненавижу эти сборища, — тихо сказала она.
— Да? А я решил, что ты соскучилась по мужскому вниманию, — подколол её слегка.
— Много о себе думаешь. У нас с родом Гноевых свои тёрки.
Я нахмурился.
— То есть, ты хочешь сказать, что сейчас используешь меня? — у меня не было желания влезать во всю эту грязь раньше времени. Я ведь такой махонький ещё, неоперившийся, покормил бы кто с ложечки легендарными татуировочками.
Я попытался отстраниться, чтобы уйти.
— Прости, но это не мои интриги, разбирайся с этим дерьмом сама.
— Да стой ты, — в голосе послышалось отчаяние, я даже немного растерялся — наша железная леди чего-то боится?
Я обречённо вздохнул.
— Весь внимание.
— У меня для тебя задание. Оплата — чертёж на расширение тату. Возьмёшься?
А вот это уже другой разговор.
Дуэльная трибуна дворца для приёмов.
— Остановите бой, — прорычал сквозь зубы Серафим Гноев, маг-лорд одного из сильнейших родов Хаттаруна.
— Ваше сиятельство, но это будет позор.
— Он уже превысил количество метаморфоз, ты хочешь, чтобы мой сын стал Выродком?
В этот момент Ренат Гноев упал на траву.
— Быстрее, тупоголовый, — скомандовал он своему советнику.
Что это за мальчишка такой? Серафим внимательно следил за каждым движением Гордея Громова и не верил своим глазам. Благодаря шпионам и разведке, он прекрасно знал, как обстоят дела в этой слабосильной семейке.
Про парня докладывали, что тот боится всего и вся, и что же он видел теперь? Кто его вообще обучал? Как Инициат победил его сына? Это просто в голове не укладывалось. Серафим лично видел этого ублюдка при дипломатических визитах. Тогда, казалось, он вот-вот расплачется, стоял весь бледный, трясся, как котёнок.
Глава Гноевых встретился взглядом с Яном Громовым. Что за насмешка в глазах? Улыбается он, понимаешь ли. Посмотрим, что с вами будет через недельку. Лично твою голову вывешу на обозрение в родовом гнезде, бездетная ты тряпка.
Серафим не уважал Громовых. По той простой причине, что эта семья раньше была на пике славы и презирала его предков, гнушаясь их обществом. Да и сейчас они были подчёркнуто вежливы. Только времечко-то уже не то — нечего нос воротить.
Когда сына унесли на носилках, Серафим встал и кивнул Яну, что мол претензий не имеет — дуэль выиграна честно. Это делалось не для главы Громовых, а для общественности — они должны видеть, что Гноевы чтят дуэльный кодекс.
Была бы его воля, он бы уже давно напал на поместье Громовых, но так дела в империи не делаются.
Он покинул дворец и сел в карету, глядя, как его сыну продолжают вливать Чёрную воду. Кажется, Ренату стало лучше.
— Ничего не хочешь мне