язык за зубами. Но, так или иначе, теперь мы хотя бы можем поговорить наедине.
— О чем⁈
— Откуда мне знать? — Я развел руками. — Вряд ли стали бы приглашать меня на прием во дворец исключительно ради потехи. И раз уж в тот раз нас столь грубо прервал ваш… кхм, жених…
— То вы не придумали ничего лучше, чем залезть ко мне в постель⁈
Вяземская уперлась руками в бока, в очередной раз изображая оскорбленную невинность. Правда, эффект изрядно подпортила простыня, которую тут же пришлось ловить, чтобы не сползла еще ниже.
— Признаться, у меня и в мыслях не было, — усмехнулся я. — Но раз уж мы оба здесь — почему бы и нет?
Как ни странно, это подействовало. Все-таки у любой ситуации, которую принято называть… ну, допустим «крах», есть одно неоспоримое преимущество: она вряд ли может стать еще трагичнее. И раз уж мы и так влипли по самые уши — лишние четверть часа в интимной обстановке вряд ли испортят хоть что-то. Видимо, Вяземская уже успела сообразить примерно то же самое — поэтому хотя бы перестала дергаться.
— Что ж, вы правы, — вздохнула она. — Хуже уже не будет… В тот день я хотела попросить защиты.
— Защиты? У меня?
Впору было собой гордиться — если уж сиятельная княжна из древнего, богатого и близкого к императорскому двору рода почему-то решила, что простой гимназист сможет оградить ее от…
От чего?
— Ваше сиятельство… Польщен, весьма польщен. — Я поудобнее устроился на кровати. — Но что я могу сделать? Ведь есть жандармы, полиция, слуги… деньги, в конце концов. Ваш отец — влиятельный человек. И если уж ему не под силу защитить собственную дочь…
— Поверьте, Владимир, я не стала бы искать встречи с вами без серьезной причины. — Вяземская чуть сдвинула брови. — Есть вещи, которые я не смогу доверить посторонним — даже из числа собственных людей. А у вас репутация человека, который способен действовать там, где у закона связаны руки.
— Иными словами — репутация головореза? — уточнил я. — Того, кто сделает грязную работу, не задавая лишних вопросов?
— Нет! Я и не думала…
Возмущение в голосе Вяземской было вполне искренним, но я почему-то не сомневался: она очень даже думала. Поначалу. И все же что-то заставило ее, пусть и не сразу, увидеть во мне… чуть больше. Не просто ручного пса, готового за пару кусков мяса идти по следу или грызть глотки.
Во всяком случае, мне почему-то очень хотелось в это верить.
— Мне… всей моей семье угрожает опасность, — тихо проговорила Вяземская. — Мы оба видели, что сделали с отцом. Могли бы сделать — не окажись вы рядом.
— Значит, теперь вы не думаете, что дело в таинственном недуге? — ухмыльнулся я.
— К сожалению. — Вяземская опустила голову. — И если кто-то и сможет докопаться до истины — то только вы.
Даже забавно — похоже, ее сиятельство хотела подрядить меня отыскать загадочного злодея… на которого и так уже охотились Дельвиг, Геловани с Вольским и неизвестно сколько еще чинов тайной полиции.
— Что ж… В таком случае — мне тоже понадобится ваша помощь. — Я чуть понизил голос. — И если уж вы в прошлый раз не спешили отвечать на вопросы — то теперь самое время. Для начала я хотел бы услышать имена тех, кто может желать зла вам или отцу.
— Их будет слишком много, — вздохнула Вяземская. — Но если это действительно так нужно…
Список действительно оказался изрядным, и около дюжины фамилий показались знакомыми — я определенно слышал их в своем родном мире, и слышал вместе с титулами. В число недругов попал и князь Юсупов — тот самый, женой которого едва не поужинала Жаба пару недель назад. Впрочем, этому я уже почти не удивился: под блестящим фасадом высшего света столицы явно скрывался тот еще змеиный клубок.
И одна из змей научилась жалить исподтишка.
— Благодарю, ваше сиятельство. Думаю, на сегодня мне уж точно хватит пищи для размышлений. — Я огляделся по сторонам. — А теперь — не могли бы вы помочь отыскать мои брюки?..
Внизу меня ждала немая сцена. С все теми же декорациями и действующими лицами — хоть и располагались они теперь немного по-другому. На кухонном столе уже успели расстелить новую белоснежную скатерть, саквояж с инструментами и окровавленные полотенца исчезли, пол начисто вытерли, и ничего больше не напоминало об импровизированной операции.
Фурсов переместился на диван и сидел там с чашкой в руках — сонный, растрепанный, бледный и с огромными синими кругами под глазами. В рубашке с чужого плеча, которая так и норовила расползтись по швам на богатырских плечах, зато живой и как будто даже относительно здоровый — раз уж успел умять пару бутербродов и затребовать кофе.
Будто и не лежал при смерти каких-то пять-шесть часов назад.
Горничные и бабуся, видимо, уже ушли заниматься своими делами, а вот старикашка-дворецкий так и остался на боевом посту: тоже устроился на диване и вид имел лихой, взъерошенный и в высшей степени обалдевший. За годы службы он наверняка успел повидать всякое и хранил великое множество тайн рода Вяземских, но такое…
Нет, такое здесь раньше, пожалуй, не случалось. Видимо, поэтому бедняга и краснел, как рак, и изо всех сил пытался не встретиться со мной взглядом.
Петропавловский мирно дремал в кресле напротив, но стоило мне шагнуть в гостиную — тут же открыл глаза.
— Долго тебя… не было, — ухмыльнулся он. — Мы уж думали — не вернешься. Останешься тут жить с…
— Гусары, молчать. — Я подхватил с вешалки куртку. — Отставить кофе и чаи. Пойдем… Константин, не будете ли вы любезны проводить нас?
— С превеликим удовольствием, судари.
Ядом в голосе дворецкого можно было убить слона. Вряд ли он сильно выделывался, пока я… скажем так, оставался наверху с Вяземской — однако конец нашего визита не мог его не обрадовать. Не знаю, к чему конкретно в таких случаях обязывали должность и этикет, но вредный старикашка разве что не вытолкал нас за дверь, а потом еще и хлопнул ею так, что распугал голубей, уже успевших загадить машине Кудеярова всю крышу.
В общем, из особняка мы, можно сказать, сбежали. Не то, чтобы с позором, но уж точно весьма поспешно. Ситуация вышла, мягко говоря, неловкая, и даже сейчас, на улице я бы предпочел отмолчаться. Но не вышло: стоило нам сделать несколько шагов, как Петропавловского, что называется, прорвало.
— Ну ты даешь брат! — выдохнул он, разворачиваясь на пятках. — Настоящую княжну…
— А ну цыц! — Я погрозил пальцем и на всякий случай даже оглянулся, выискивая в окнах на втором этаже сердитый взгляд. — Нечего тут… Молчи!
— Да как тут молчать⁈ — Петропавловский демонстративно зажал себе рот ладонями — но
