— Ничого такого я не робыв. Посыдив тыхесенько, поки воны на вас не пишлы, роздывывся, хто де… а потим швыденько усих поклав.
Это я понял, Костик нашёл укромное местечко, пересидел, пока бандюки прошли мимо, по звукам и вспышкам выстрелов разобрался, кто где, а потом — четыре короткие очереди, и все. Терминатор, точно.
— А почему ты не захотел встретить их у выхода из долины?
— Ты що, Слипый?
И Дитрих встрял:
— Слепой, если бы мы встретили их в узком месте, они бы остановились, а потом пошли справа и слева в обход холмов, нам пришлось бы вести два боя, а нас мало.
— Тоди я усих не поклав бы разом, — согласился Костик.
Ага, конечно. Все стратеги, все тактики. Один Слепой ничего не понимает… однако Чингачгука подстрелил ковбой Слепой, знаменитый ганфайтер.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Здесь это обычное дело. Некоторые аномалии разогревают воздух, теплые потоки поднимаются над сопками, вызывают стремительные порывы ветра, способные мигом разогнать тучи или, напротив, пригнать теплый, насыщенный влагой воздух туда, где он, быстро охлаждаясь, рождает сильный дождь. Благодаря этим восходящим потокам, там и тут бьющим в небеса, в Зоне не бывает толковой зимы. Снежные заряды, вторгаясь через Периметр, несут метели и холод, но источники аномальной активности мигом останавливают зиму на пороге Зоны, не дают продвинуться внутрь. И лето здесь дождливое, серое. Вечная осень, печная осень… все серое, куда ни глянь. Самое подходящее место для дальтоника — если он не слишком дорожит жизнью, разумеется.
С телами бандитов мы провозились часа два и, когда прекратился ливень, как раз сели передохнуть в закутке под бетонной плитой, с которой я стрелял в начале боя.
Небо очистилось, показались звезды — я с удивлением обнаружил, что на востоке изрядно посветлело. Вот и сходили на часок… Часы на ПДА показывали начало пятого, уже практически утро. Да, сорвались ночные исследования. Вандемейеру сейчас было не до науки — он совсем упарился, тяжело, с хрипом, выдыхал сырой воздух, его надсадные вздохи заглушали треск аномалий внизу.
— Вандемейер, на що вы себе так терзаете? — благодушно бросил Костик. — Спокийно б зачекалы, поки мы мертвякив поховаем.
— Я… ничего… — отозвался учёный. — Я сейчас… лекарства.
Он расстегнул оранжевый комбинезон и полез за пилюлями. Выжрал порцию, запил из фляги — и разразился новым приступом кашля.
— Кепськи справи, — покачал головой Костик, — Чую, никуды сьогодни не пидемо. Выбач, Паша, наш Вандемейер — того, хворый.
Угольщик встал, по его комбинезону сбежали струйки дождевой воды, собиравшейся в складках, пока сталкер сидел.
— Ладно, — кивнул. Я уже хорошо видел Пашин силуэт на фоне быстро светлеющего неба. — До лагеря пойдем?
— Якщо допоможеш цього доволокты. — Костик имел в виду пленного Чингачгука. — Слипый, зберы добыч.
Я нагрузился трофейным оружием, набил рюкзак невеликим хабаром, который обнаружился в карманах убитых мародёров, Паша с Костиком подхватили бесчувственное тело Чингачгука — и мы выступили в обратный путь. Позади плелся Вандемейер, перхал, отхаркивался и, ручаюсь, сплевывал только в салфеточку.
У входа в лагерь нас ожидал комитет по встрече во главе с Корейцем. Ребятам, конечно, было неловко. Когда к северу от лагеря показались бандюки (их заметили по сигналам ПДА), парни встретили пришельцев пальбой, те дали несколько залпов, потом Вася увел их в обход.
Наши, на автокладбище, поздравили друг друга с победой, а ирокезам вовсе не нужен был лагерь, они с самого начала нацелились атаковать нашу группу. Непонятно, чем мы им так не занравились? Потом у нас вспыхнула перестрелка, и Кореец виновато объяснил, что он-де хотел двинуться на подмогу, но «разве этих поднимешь?…» Мы ответили в том смысле, что не в претензии, раз нам и хабар достался. На подъем наши тяжёлы, это точно, — потому что в лагере собрались одиночки, никакой дисциплины. Защищаться сообща — это да, это ещё получается, а вот в поход нашу братию вывести нелегко.
Кореец оглядел пленного.
— О, Чингачгук… А зачем вы его сюда волокли? Там бы и шлёпнули.
Мы переглянулись. В самом деле зачем? Как-то никому в голову не приходило рационального объяснения, на кой нам сдался этот бандит. Что касается меня, то у меня просто рука не поднялась на беззащитного человека. В схватке — другое дело, а когда он не может защищаться, как-то не выходит у меня. Чингачгук выжил, потому что в нашей группе было два новичка, у которых другие привычки, а мне просто пофиг.
— Это не гуманно, — буркнул Дитрих. И зашелся кашлем, тяжело ему ночка далась.
— Расстреливать два раза уставы не велят, — процитировал Костик.
Тут наш Вася стал приходить в себя. Приподнялся на локте, оглядел по очереди всех… уставился на Пашу.
— А, Угольщик, сука. Жалко, не достал я тебя, сволочь…
Паша сплюнул и молча потащил из кармана сигареты.
— Я за Колю б тебе глотку зубами рвал, я бы тебя на куски нашинковал… — не унимался Чингачгук, — я б тебя…
— Можешь меня в задницу до смерти зацеловать, — спокойно ответил Угольщик, прикуривая. — Не знаю, что за Коля, но если такая же гнида, как ты… то, может, и я его когда пришил. Я вас, паразитов, всегда бью, где б ни попались. А имена не спрашиваю, хоть Коля, хоть ещё какой хрен.
Паша выпустил дым и закончил:
— Я вас, козлов, не различаю. Многих положил, точно… может, и Коля среди них был.
— Коля Черт, кореш мой, — прошипел наш могиканин, — не знаю, что ты с ним сделал…
— И я не знаю. А что с ним такое?
— Рассказывай, Вася, — предложил Кореец, — облегчи душу, раз уж так вышло, что ты по ошибке живой остался. Только если будешь ругаться, Зоной клянусь, зубы выбью. Не люблю я, когда ругаются. Что там с твоим Колей?
— Коля пошел собак пострелять, есть тут долинка рядом… Вернулся, говорит: хорошее место, собаки обожравшиеся, ленивые. Взял с собой Шалого, и урыли. День прошел, их нет. Я с пацанами туда, в долинку…
— Там поляна костями усыпана, — вырвалось у меня.
— Точно, — кивнул Чингачгук. — Угольщик, дай, что ли, закурить, морда, поскольку сразу не шлепнул.
Костик подал пленному пачку, которую у него же, бесчувственного, и отобрал, я сам видел.
— На, пали, твои ж цибарки, — пояснил, — я теж ту галявыну бачив. Пали и кажы дали.
Чингачгук закурил, покашлял, держась за перебинтованную грудь, и продолжил:
— А чего казать? Взял пацанов, пошли мы… Полянка, да. Посреди полянки стоит мой Коля. Стоит, не движется, в одной рубахе. Куртка у него была с кольчужкой, с подкладкой, значит, кольчужной, он месяц шил, помню… Так нет куртки на нем… Стоит Коля и молчит. Я ему — Коля, Коля, что ты? Взял его за плечо, а оно каменное, мышцы все свело. Как судорога…
