— Как, вы все еще в отдельных кроватях? Мэригей, я думал, ты уже полностью поправилась.— Док отличался поразительной терпимостью к страдающим гетеросексуальностью. Он осмотрел культю Мэригей, потом мою. Он вставил нам в рот по термометру, и теперь мы уже не могли разговаривать. Когда он заговорил, голос у него был серьезный,
— Я не намерен приукрашивать действительность. Вас и так уже пропитали «веселой микстурой» под завязку, и по-настоящему значения своей потери вы сейчас не осознаёте. Но пока я этого делать не буду — до прибытия на Небеса. У нас еще двадцать один пациент с ампутацией, и нам не справиться с вами, если вас накроет психоз. Поэтому радуйтесь миру в душе, пока есть возможность. А вы — в особенности, если хотите оставаться потом вместе. Протезы, что вы получите на Небесах,— очень хорошие протезы, но только всякий раз, когда ты случайно взглянешь на его механическую ногу, а ты — на ее механическую руку, вы оба подумаете, что второму повезло больше, и вам не избавиться от памяти, боли и чувства потери... Через неделю, может статься, вы уже и слова друг другу не скажете хорошего. Может, так до конца жизни и промучаетесь, грызя друг друга. Или вам удастся пройти сквозь это, и вы будете поддерживать друг друга. Только не лгите сами себе, если ничего не выйдет.
Он проверил показания термометров, сделал пометку в блокноте.
— Имейте в виду, доктор знает, что говорит. Даже если он и несколько странный, по вашим старомодным представлениям.
Он вытащил термометр у меня изо рта и легонько шлепнул по плечу. То же самое и с Мэригей. Полная непредвзятость. Выходя, он обернулся:
— Погружение в коллапсар через шесть часов. Медсестра доставит вас в емкость.
Мы были помещены в противоперегрузочные емкости, гораздо более удобные, чем старые оболочки, и ухнули в коллапсар Тет-2, уже начав бешеный антиракетный маневр на ускорении в пятьдесят g,— это даст нам шанс против вражеского крейсера, когда мы вынырнем через микросекунду из недр Альфы-7.
Как того и следовало ожидать, кампанию «Альфа-7» мы проиграли. И нам пришлось отправиться восвояси, потеряв в двух кампаниях пятьдесят четыре человека убитыми, имея на борту тридцать девять калек и только двенадцать человек, еще способных воевать. К чему они особенно не стремились.
До Небес мы добрались за три прыжка. Корабли никогда не шли туда прямым маршрутом, даже если задержка могла стоить жизни раненым. Небеса, как и Земля, тщательно оберегались, нельзя было позволить противнику узнать их координаты.
Небеса оказались красивой, земного (но не испорченного цивилизацией) типа планетой. Таким миром могла бы стать Земля, если бы люди относились к ней с любовью вместо варварской жажды брать и брать. Девственные леса, золотые пляжи, пустыни, где не ступала нога человека. Несколько десятков городов или полностью растворились в природе (имелся даже целиком подземный город), или представляли собой доказательства человеческой изобретательности: Атлантис, построенный на коралловом рифе, на глубине нескольких десятков футов, и накрытый прозрачным куполом; Борей, угнездившийся на горной вершине за полярным кругом; и сказочный Скай, громадный город-курорт, перелетавший с континента на континент с попутными ветрами...
Посадку мы совершили, как все здесь делают, в джунглях, в городе, названном Преддверье. Самый большой город на планете, он на три четверти был гигантским госпиталем. Но, подлетая к нему, при спуске с орбиты этого сказать было нельзя. Единственный знак цивилизации — короткая посадочная полоса — белела крошечной заплаткой, стиснутая джунглями с одной стороны и беспредельным океаном — с другой.
Только проникнув под вечнозеленое прикрытие листвы, можно было обнаружить сам город — низкие строения из местного камня, соединяемые каменными дорожками. К океану вел бульвар. Солнечный свет пятнами ложился на дорожки, просачиваясь сквозь листву, и воздух пах океанской солью и лесом.
Позже я узнал, что город раскинулся на 200 квадратных километрах и что в отдаленную часть можно добраться саб-веем. Экологическое равновесие на территории города тщательно поддерживалось. Устранялись только наиболее неприятные и опасные аспекты жизни в джунглях — хищники и насекомые, кроме тех, что необходимы для растений. Об этом заботилось автоматическое силовое поле.
Все мы, болезные, заковыляли и покатились к ближайшему зданию — приемному отделению госпиталя. Остальная часть его находилась под землей, еще тридцать уровней. Каждому после осмотра была выделена отдельная комната. Я пытался получить комнату на двоих, но таких не оказалось.
На Земле шел уже 2189 год. Таким образом, мне было уже 215 лет. Эй, глядите на старикашку! Передайте шляпу по кругу. Э-э, нет, не требуется. Как сказал мне врач, проводивший осмотр, моя накопившаяся плата за эти годы будет переведена на Небеса. Мне даже как-то неудобно стало; я — и вдруг миллиардер. Но доктор успокоил; на Небесах, сказал он, есть много способов истратить даже миллиард.
Сначала врачи занялись самыми тяжелыми ранениями. До меня очередь дошла через несколько дней. Когда я проснулся после операции, оказалось, что прямо к культе присобачили протез — больше всего он был похож на костяную ногу, сделанную из блестящего металла. Чертовски неприятно было лежать вот так — с металлической ногой, засунутой в мешок из прозрачного пластика. В мешке струилась какая-то жидкость, и провода от протеза бежали к машине на дальнем конце постели.
Вошел медбрат.
— Как вы себя чувствуете, сэр?
Я едва не сказал ему, чтобы забыл про «сэра», я решил, что на этот раз в армию меня они не заманят. Но может, ему нравилось, что я старше по званию.
— Не знаю даже, болит немного.
— Погодите, она еще припечет вам. Вот как нервы начнут прорастать...
— Нервы?
— Ну да.— Он повозился с той машиной, проверил показания индикатора.— Как же нога может быть без нервов? Просто тогда будет болтаться, вот и все.
— Нервы? Обычные нервы? Значит, если я дам ноге приказ «согнись», она согнется?
— Ясно, что согнется,— Он с усмешечкой посмотрел на меня и снова занялся индикаторами.
— Ну и чудеса. Протезирование, видно, шагнуло далеко вперед.
— Проте... как?
— Ну, это, искусственные...
— А, понял, как в книжках: деревянные ноги, руки, крючки...
Интересно, кто его взял на работу?
— Ну да, протезы. Как вот эта штука у меня на обрубке.
— Сэр,— сказал он, опуская пружинный блокнот-доску, в котором делал пометки.— Сэр, вы, видимо, давно не бывали дома. Это будет обыкновенная нога, совершенно обыкновенная, только она ломаться не будет.
