– Ну… виноват. Сам не пойму. Я ж тогда дороги не разбирал. Гнал так, что душа с телом прощалась…
Красиво сказано, по-деревенски. И неважно, что из «нивы» больше шестидесяти «кэмэ» не выжмешь.
– Смутные времена, – вздохнул очкастый Баз, – Смутные… Даже простой земледелец не чувствует себя в безопасности.
Не поймешь – всерьёз говорит или издевается?
– Преступность – бич нашего времени, – согласился Фомин. Укоризненно глянул на Геннадия, – Вот с чем должна бороться местная власть.
Тот дёрнул бородкой, словно его душил воротник:
– Понимаю, Юрий Петрович.
– Мне так не кажется.
Геннадий моргнул. Потянулся к воротнику, расстёгивая ещё одну пуговицу на рубашке:
– Мы делаем всё, что возможно…
– Конечно, я тебя не первый год знаю. Но люди жалуются.
Фомин отодвинул пустую тарелку. Официант тут же её забрал. Юрий Петрович откинулся на спинку стула. Покосился на «Крокодила»:
– Чего не ешь, Гена? Не вкусно?
Тот пробормотал:
– Вкусно.
Торопливо проглотил ложку супа и закашлялся.
– Расслабься, – вздохнул Фомин, – Ты среди друзей. И разговор у нас дружеский.
Баз налил Геннадию стакан минералки. Тот утёрся салфеткой и глотнул воды. Поднял глаза на Фомина:
– Я не могу отвечать за каждого уголовника. Это дело полиции.
– Точно, – согласился хозяин, – Но местная власть должна создать ей условия для работы.
– Я мало, что могу. По законам военного положения – всё решается через коменданта.
– Не надо рассказывать о законах, – поморщился Фомин.
– Если ко мне есть конкретные претензии…
– Есть, Гена, – вздохнул Юрий Петрович, – Увы. Газетка «Путь свободы» тебе подчиняется?
– Да-а…
– И что за люди там работают?
– Обыкновенные, квалифицированные, – выдавил «Крокодил». Достал носовой платок и утёр лоб.
– Ага. Молодые, энергичные. Их бы энергию – да в мирных целях.
– Я ничего такого…
– Не знаешь? Тем хуже. Кстати, там ведь трудится и твой племянник?
Геннадий побледнел и отодвинул тарелку. А Фомин глянул на меня и дружески оскалился:
– На второе у нас – бараньи отбивные и телятина с рисом. Лично я выбираю телятину.
– И то, и другое! – улыбнулся Баз.
– Телятина, – сухо озвучил я.
Лишь Геннадий промолчал. Он судорожно пил воду.
– Ему тоже телятину, – кивнул Фомин.
Официант унёс супницу и тарелки.
Воцарилась тишина.
За окном догорал закат. Кремовые глыбы облаков тонули в тёмно-фиолетовом океане.
Разгоняя сумрак, на стенах вспыхнули голограммы факелов. В их дрожащих отсветах комната и вовсе обрела готический вид. Массивная деревянная мебель, старинные гобелены – всё как в настоящем замке… У какого-нибудь Жиля де Ре. Или у Синей Бороды…
Фомин перехватил мой взгляд и с гордостью уточнил:
– Здесь только подлинники. Ручная работа – пятнадцатый век.
– Мне нравится, – кивнул Баз, – Создают атмосферу…
– А мне – нет, – вдруг нарушил молчание Геннадий.
Тёмные зрачки хозяина зажглись интересом:
– Почему, Гена?
– Это всё – декорации. А мы в России.
– В бывшей России, – уточнил Баз.
– Да, – выдавил «Крокодил», – Когда она рухнула, мы думали, что худшее позади.
– А разве не так? – моргнул пресс-секретарь, – Уничтожена коррумпированная власть, повеяло настоящей свободой…
– Оставьте лозунги для телевиденья.
– Нет, – усмехнулся Баз, – Это не лозунги. Это из программы партии, в которой ты состоишь.
Геннадий затих.
Фомин глянул на меня и покачал головой:
– Видите, как близко к сердцу он принял вашу беду. Даже память отшибло.
– Не надо, – вздохнул «Крокодил», – Юрий Петрович, вы помогли мне занять эту должность. Мы знакомы столько лет. Ещё со времён, когда Москва объявляла вас в международный розыск…
– Светлые были времена, – усмехнулся Фомин.
– Не знаю. Теперь, не знаю, где свет, а где тьма…
– Стоп, – поднял руку хозяин, – Опять тебя понесло, Гена… А вот и второе!
Появился официант с тележкой.
– Телятина – нежирная, – объявил Фомин, – Зато вымоченная в белом вине.
– Лучше бы – в коньяке, – вставил Баз.
– Смешаешь в желудке, – подмигнул хозяин. На столе возникла бутылка «камю».
Второе пришлось мне по вкусу.
Остальные тоже ели с аппетитом. Только Геннадий едва ковырял в тарелке.
– Ешь, Крокодил, – ласково заметил Баз, – Твоя свободная личность имеет полное право на хороший кусок мяса.
– Я подам в отставку, – пробормотал Геннадий.
– Из-за чего? – усмехнулся Фомин, наливая минеральную воду «швепс». Коньяк он почти не пил, – Я сделал тебе кой-какие дружеские замечания. Лучше я, чем «охранка»! Наведи порядок в собственном хозяйстве. Мне не нужны партизаны в моём районе! Тогда и карателей, кстати, не будет.
– Я не могу обеспечить законность.
– Просто не помогай бандитам! Мне плевать, что твои идиоты пишут в «сети». Главное, чтоб не печатали листовки.
– Я не знаю, кто бандиты. А «Территориальная оборона» – сборище подонков.
– Это и без тебя известно. Но они – необходимое зло.
– Кто-то должен сделать грязную работу, – подмигнул пресс-секретарь.
– Ты – циник, Баз, – вздохнул Фомин, разрезая кусок телятины.
– Нет, я – романтик. Верю всему, что говорит Рыжий. К ноябрю он клялся уничтожить экстремистов и отменить военное положение.
– А звёзд с неба он не сулил?
– Только в будущем финансовом году.
– Я бы их ему оплатил. Если б ему, и правда, удалось навести порядок.
– Смотря что называть порядком, – выдавил Геннадий. Пальцы Крокодила нервно скребли скатерть. Думаю, если бы мог – он выскочил из комнаты. Но он не мог. Хотя и был здесь только гостем, а не арестантом.
Фомин укоризненно сморщился:
– Ты ведь политик, Гена. Должен знать, что иногда и подонки приносят пользу… А как вы думаете?
Я растянул губы в улыбке. Вероятно, улыбка вышла фальшивой.
– Понимаю, – кивнул Юрий Петрович, – Но кто вместо них? Такие же отморозки, только враждующие со всем миром. Это путь к хаосу. Даже самая дерьмовая власть – лучше, чем никакой.
– Когда-то вы думали иначе, – угрюмо буркнул Геннадий.
– И времена другие. Году в 1910-м никто бы не поверил, что глобальные войны зальют Европу кровью. А в 2010-м – разрушенная бомбами Москва показалась бы дурацкой выдумкой, – Фомин прищурился, – Человек должен соответствовать ситуации. Это бывает трудно. Но если не успеешь – проиграешь.
Его взгляд неотрывно в меня вперился.
Я поднял рюмку:
– Ваше здоровье!
– И твоё, – сказал Фомин, пригубляя коньяк. Он впервые перешёл на «ты». Кажется, беседа достигла некой важной отметки.
Что дальше? «Добрый» доктор с набором инструментов?