Целится он не в меня.
Я успеваю это понять. Успеваю рвануться в загустевшей пустоте. И встретить грудью предназначенную отцу очередь.
Удар. Тьма.
Ветер свистит в ушах.
«Двадцать этажей… Мозги раскидает по асфальту.»
Но земля оказывается неожиданно близкой и мягкой. Мы катимся вниз травянистым склоном.
А потом я теряю сознание…
Чья-то ладонь легла на лоб. Это приятно.
Рядом звучали голоса:
– … До Луховицы – не довезём.
– Таня говорила, под Егорьевском есть резервная точка…
Я поднял веки. Меня плавно покачивало. Кажется, я – в крытом кузове машины. Лежу на чём-то удобном. Боли не чувствую. А в груди – словно кусок льда. Засел там, мешает глубоко вздохнуть. И противный, солёный вкус крови во рту…
– Дай ему ещё анестетика, – голос отца.
Майя склонилась с инъектором. Глаза у неё – красные, будто она недавно плакала. Осторожно закатала мне рукав…
«Не надо!» – озвучить не могу. Только мысль трепыхнулась мотыльком. К дьяволу, забытьё! Хочу видеть их лица. Даже если вернётся боль.
Они не могли меня слышать. Но отец тронул Майю за плечо:
– Обожди…
Мы с ним глянули друг на друга. Разговаривать можно и без слов.
«Хвоста» нет?»
«Хвост» остался в Москве.»
«Уроды с чипами в мозгах… Ты им сильно досадил, папа?»
«Просто знаю, как их победить.»
Я чуть повернул голову. Там, сзади проплывала зелень. Лесная дорога?
Обидно. Вокруг была свобода и свежий ветер, а всё, что мне доступно – узкий зазор между краем кузова и тентом.
Мир сжался почти в точку… Но это – точка флуктуации.
Им не удалось нас остановить.
Меня, отца, Майю. Смешную девочку Ксюху. База, Инютина, Султана. И ещё многих других…
Не героев.
Обычных людей. Которые верили, помнили и любили.
Иногда, этого хватает, чтобы удержать мир на краю.
«Потерпи, сынок. Скоро приедем.»
«Нормально…»
Машину подбросило на колдобине. А я вдруг взлетел. Увидел со стороны своё пробитое пулями тело, потемнелую от крови куртку. Остановившиеся зрачки…
Майя вскрикнула. Но я ничего не услышал.
Поднялся выше тента…
Там, внизу – старенький «Урал» трясётся по лесной дороге.
Здесь – яркие лучи бьют в просветы между облаками. И ветер подхватывает мои крылья. Несёт меня высоко-высоко…
Деревья сливаются в сплошной ковёр. Рядом отдельные лоскуты в тёмных росчерках – вспаханные поля. И бескрайние, заросшие сорняком просторы.
Я могу увидеть эту землю – мою страну. Огромную, растерзанную. От крымских берегов до чухонских пристаней, от Киева до сожжённого Омска.
Я могу увидеть её всю.
Или опуститься ниже, различить отдельный стебелёк на краю воронки…
Отыскать сад над рекой. И посреди него дом из белого кирпича – большой и красивый…
Мне шесть лет. Друзья отца оставили нам дачу – на целый месяц. Удивительный, пронизанный солнцем август. Малинник кажется мне джунглями… Внизу течёт медленная, спокойная река. Мы уже ходили с отцом на рыбалку. Ловили карасей – крупных, золотистых.
От реки тропинка ведёт к дому. Когда вырасту – построю себе такой же… Я иду вокруг, касаясь нагретых, шершавых стен. Уют и покой вливаются в меня с каждым прикосновением.
Зелёные ставни распахнуты. Солнечные лучи играют, отражаясь в окнах.
– Дениска! Ты где?
– Здесь, мама! – бросаюсь на голос.
Я – мальчик в линялой футболке и шортах.
И я – чёрная птица в небе…
Мальчик бежит к крыльцу. Обнимает светловолосую женщину в ситцевом платье. Чувствует тепло её ладоней.
А птица ловит крылом ветер, несется над лесом и камнем падает вниз, к «Уралу» на битой колее. Проваливается сквозь брезент, летит к неподвижному телу…
Красноватая тьма.
Гулкие удары в висках. Неужели это моё сердце?
– Держись, – голос отца, – Не сдавайся!
«Не дождутся», – я открываю глаза.
Майя всхлипывает. Её слёзы капают мне на лицо. Вот, глупая…
– Ничего, – успокаивающе шепчу.
Всё будет нормально.
Будет хорошо…
Теперь, когда я вернулся домой.