– Это было глупо.
– Что? – спрашивает отец.
– Приходить сюда. Не догадаться, что это ловушка.
– Ты меня позвал.
– Нет! Это все они устроили. Твари! Я и понятия не имел… – дьявол, какие-то не те слова. Мы же не виделись пятнадцать лет. И Болхов не в счёт.
– Я пришёл за тобой, Денис.
Сердце у меня замирает от жалости. Как можно быть таким наивным – в этом зубастом мире?
– …Перестань. Вот и маму довёл до слёз.
– Не хочу уезжать!
– И мы не хотим. Но ты – взрослый мальчик. Должен понимать. Тут мы никому не нужны.
– Значит, мы больше не вернёмся?
– Когда-нибудь, обязательно. Я тебе обещаю, Денис!
Табло высветило «9».
Пора.
– Пригнись, – сказал я. И выстрелил из карабина в крышу лифта – туда, где должен быть технический люк.
Удар прикладом. Готово. Калибр 23 мм имеет свои преимущества.
Я первым выбрался наверх. Подал руку отцу. В шахте тускло горело дежурное освещение. Лифт продолжал двигаться.
Ага, вот лесенка. А вон – дверца!
– Брось, кейс, – поморщился я, – Или там что ценное?
– Не очень, – ответил отец. Чем-то щёлкнул и кейс рассыпался. Осталась лишь ручка и то, что именуется пистолет-пулемёт «шелест» – из керамики и прессованного пластика. Ни один металлоискатель его не обнаружит. Раньше я видел такой лишь на фото – в обширном «русском» досье Брэдли.
Перебрались на лесенку. Вжались в стену, пропуская лифт.
Выстрел картечным боеприпасом и дверца в шахте поддалась.
А лифт обрушился вниз – стремительно набирая скорость. Мы едва успели нырнуть в узенький коридорчик. Я шёл вторым и меня чиркнуло по подошве – будто ножом срезало кусок. Испортили обувь, гады.
Впереди – служебные помещения. Патроны в карабине ещё есть, поэтому замки – не преграда…
Я украдкой бросаю взгляд на отца. Для гражданского он хорошо держится.
Как и тогда…
Он ведь, на самом деле, хотел вернуться в Россию. Отказался продлевать контракт. И с кем-то раздраженно говорил по телефону.
Я, сопляк, не понимал. А сейчас всё сложилось в логичную картину.
Его пытались остановить. Методы у них были. Подбросили мне в школьную сумку героин. Неделю мурыжили в участке. Только что-то не срослось. И выпал единственный вариант…
Потом в обгорелом «форде» полиция нашла остатки самодельной мины. Через месяц, русский «бандит» во всём сознался и удавился. Прямо в камере.
Алан солгал. Война началась не с бомбёжек Москвы. Куда раньше…
Fuck!
Последняя дверь за которой выход на крышу «Пушкин-PLAZA» – вполне сравнима с банковской. Её мы не осилим.
Я вспоминаю схему здания из «московского» досье.
– Туда!
Сворачиваем налево.
Выстрел.
Есть!
Мы – снова в ярко освещённом холле. А лестница наверх – там!
Плохо, что возникли осложнения. Визжащие посетители элитного ресторана «ДАНТЕС» – не в счёт. Толпа охранников с «помповыми» карабинами – более существенно. Откуда их столько набежало?
«Подарок» Алана уже не работает. Надеяться можно только на себя. А ещё на керамические пули «шелеста» и боеприпасы калибра 23 мм.
Разлетаются брызгами стеклянные витражи. Россыпью дырок берутся сосновые панели. Хорошо, что картечные заряды почти не дают рикошетов.
И здорово, что не все они летят мимо.
Перезаряжать некогда. Вечная беда систем с подвижным цевьём… Проще взять оружие с трупа.
Я успеваю сменить два карабина, прежде, чем мы выбираемся на крышу.
Свежий ветер бьёт в лицо. Можно расслабиться и подумать о чём-то приятном.
Тем более, что спешить некуда.
Вертолётов нет…
– Сюда! – хрипло говорю я.
Из-за вентиляционной трубы можно контролировать выход на крышу. А с тыла нас не обойдут. Позади – бортик и двадцатиэтажная высота. Отсюда отличный вид на Москву. И хорошая позиция для последнего боя…
Он будет коротким.
Пара зарядов в карабине. Плюс «макаров».
Тихий голос отца:
– Прости, Денис – я виноват перед тобой и мамой.
– Неправда. Ты сдержал обещание.
Времени слишком мало, чтобы тратить его на семейные разборки.
Лучше вдохнуть по-осеннему холодный воздух. Глянуть в небо. Это хорошо, что нет солнца. Так легче. Облака – низкие, тяжелые. Большая чёрная птица кружит, почти их касаясь. Плохо, что я не могу летать… Всё что я умею – убивать и самому оставаться в живых. Но второе – уже не актуально.
– Сколько у тебя патронов?
– Три, – ответил отец.
У «шелеста» – указатель боекомплекта. Удобная вещь…
Что ещё у нас есть? Я глянул на моби-браслет. Его экранчик матово темнел. Сломался?
– Всё таки странно…
– Что?
– Почему нас эта гадость не вырубила?
– Точка флуктуации, Денис. Мы там были.
Я поднял на него глаза – отец казался удивительно спокойным.
– А ещё Алан грозил, что взорвёт браслет… Десять грамм пластида. Наверное, обманул. Иначе, уже взорвал бы…
– Думаю, он пытался, – кивнул отец, – Но у него не вышло.
Легонько коснулся браслета. И тот ветхими крошками осыпался с моего запястья. Я потрясённо моргнул.
– У нас мало времени, Денис.
– Да…
Нарастающий гул полицейских вертолётов. Топот шагов по лестнице. Скоро здесь будет многолюдно. А патронов не хватит и на минуту…
Отец сунул «шелест» в просторный внутренний карман пиджака. Снял и положил туда же очки. Встал во весь рост. Пытливо на меня глянул:
– Дай руку, Денис. У нас должно получиться.
Это похоже на бред. На «окопный» психоз…
Я роняю карабин. Медленно заставляю себя выпрямиться. Тянусь к отцовской ладони.
В это мгновенье, мир раскалывает грохотом и огнём. Вертолёт возникает из-за ближней высотки. Пулемётные очереди взметают по крыше пыль и бетонные брызги, срезают верхушку вентиляционной трубы. А из дверей уже бегут фигуры в штатском. Гулко хлопают газовые гранаты.
Только один путь ещё свободен – двадцатиэтажная бездна за спиной.
Мы вскакиваем на бортик. Хватаемся за руки. И вместе шагаем в пустоту.
Время цепенеет.
Я оборачиваюсь.
Клубы слезоточивого газа кажутся нарисованными. Типы в штатском – будто примороженные. Только пули упорно клюют рядом бетон. И одна из фигур мчится в нашу сторону гигантскими прыжками.
Я узнаю Михалыча.
Вырываю из кармана пистолет – так, что бумажными клочьями расползается материя куртки. Несколько раз жму спуск. Девятимиллиметровые «шмели» летят импланту в голову.
Он легко уклоняется. В последнем, длинном прыжке вскидывает М19. И мчится к нам быстрее, чем мы проваливаемся сквозь вязкий, отяжелевший воздух.
Целится он не в меня.
Я успеваю это понять. Успеваю рвануться в загустевшей пустоте. И встретить грудью предназначенную отцу очередь.
