Говорили, конечно же, о Волке.
О Курте Страйкере.
Таран и Череп стояли у ворот, беседуя, словно старинные друзья. Хэнк не верил в мистику, но сейчас почувствовал, как у него шевелятся волосы на затылке.
Слишком много совпадений, да еще каких.
Создавалось такое впечатление, будто Череп пару недель кряду сидел неподалеку, вооружившись каким-то фантастическим прибором для чтения мыслей. Очень странно.
Отдать-то, конечно, можно, но… В душе Тарана шевельнулся червячок жадности.
– Сколько?
– Двадцать пять штук, – быстро ответил Череп. Слишком быстро. – Можем поторговаться. Тридцать – последняя цена.
Таран усмехнулся. Похоже, торгами в Ордене сам Череп уже давно не занимался. Если “последнюю цену” он назвал сразу после “стартовой”, то это, судя по всему, далеко не предел.
Но торговаться Хэнк был не намерен. Пока.
– Волк не продается, – ответил он. – Во всяком случае, пока.
Череп снял очки и, прищурившись, взглянул на собеседника. Глаза у него оказались светлые – блеклой, акварельной голубизны. На поверхности лежала внимательная благожелательность, но за ней притаилось что-то зловещее, ничего хорошего не обещающее. Хозяин Подворья никогда прежде не видел глаз этого человека (да полно, человека ли?) – тот даже в сумрачных помещениях не снимал очков. Сейчас на внутренний двор щедро лился солнечный свет.
Таран почувствовал себя неуютно – эдакий психологический дискомфорт, появляющийся, к примеру, когда наблюдаешь за зубастыми чешуйчатыми тварями, для которых убийство является всего лишь способом существования. Захотелось обернуться, посмотреть, далеко ли помощники. С трудом подавив это желание, Таран скосил глаза. Нож, Топор и еще пара ребят маячили в отдалении, готовые прийти на помощь в любую секунду. Это была простая формальность, но сейчас Тарану так не казалось.
Свита Черепа осталась за воротами, что тоже было странно. Таран возвышался над Черепом, как Голиаф над Давидом. Руки бывшего гладиатора были толще бедер его собеседника. Предполагалось, что Хэнк без особого труда мог свернуть Черепу шею – одним-единственным ударом. Но почему-то Таран не чувствовал в себе такой силы.
– Ты совершаешь ошибку, – проговорил Череп. – Продай “волчонка” и избежишь массы проблем. Я не угрожаю, отнюдь. Как ты знаешь, это не в моем стиле.
Хэнк нехотя кивнул. Это и впрямь было не в стиле “черепов”. Они никогда и почти никому не угрожали… Просто изъявляли желание и, если какой-нибудь глупец продолжал упорствовать, приходили снова и наказывали его так, как считали нужным.
Так, во всяком случае, ему рассказывали. Но то, что Череп сказал Тарану, напоминало именно угрозу.
– Каких, к примеру, проблем?
– Массы. – Череп растянул губы в усмешке. Бледная кожа натянулась так, что казалось, вот-вот раздастся тихий треск. – Во-первых, как я и говорил, теперь Волк тебе без надобности. В одном только Клоповнике ты успел наступить на мозоль не одному и не двум. Волк для них как красная тряпка для быка… хотя коровы, насколько я знаю, не различают цвета. Но это не важно. – Череп сипло хохотнул. – Во-вторых же…
Гангстер умолк.
Таран проследил за его взглядом. Череп смотрел, как двое охранников ведут Курта к подвалу. Прогулка подошла к концу, хорошего понемножку. При госте Хэнк не мог распорядиться, чтобы гладиатора убрали с глаз долой. Но ему не понравилось, как Череп таращился на “волчонка”. В его взгляде было что-то плотоядное. Так потные клерки, сжимая свои баксы, глазеют на обнаженных девчонок, крутящихся вокруг шеста. Череп не клерк, однако баксов у него куры не клюют.
Наконец мохнатая спина скрылась в проеме.
– … Во-вторых же, – продолжил Череп как ни в чем ни бывало, – содержать это создание дальше не только дорого, бессмысленно, но и опасно. Мне ли рассказывать, какие при этом необходимы меры безопасности? Стоит твоей охране на секунду расслабиться, допустить единственную ошибку, и последствия могут быть катастрофическими. Это вполне вероятно – чем дольше ты держишь зверя у себя, тем сильнее все к нему привыкают. Скоро они начнут сплетничать с ним о бабах и травить анекдоты… Только представь, сколько дел сможет наворочать метаморф, в особенности подготовленный лично тобой, представься ему такая возможность?
Хэнк молчал. Конечно, он это представлял.
Пару тысяч раз.
– Если даже в конечном итоге вы его обуздаете – ценой, разумеется, жизни метаморфа, – по дороге на тот свет у него всенепременно будет компания. – Череп лукаво поглядел на Тарана. – Попутчик, безусловно, интересный, однако не настолько. Неизвестно, кому выпадет такая участь… Вернее, “счастливчиков” будет сразу несколько. Есть сомнения?
Таран покачал головой. Он сам обучил монстра, о котором шла речь. При мысли об этом становилось как-то не по себе.
– Тем более. – Череп кивнул с таким видом, будто собеседник принял один из его стратегических опорных аргументов. – Таким образом, ты не только лишаешь сам себя, причем безвозмездно, лучшего гладиатора, энного числа охранников, а также, чего феха таить, подвергаешь опасности собственную жизнь. Все это, как я говорил, не получит никакой компенсации, потому как труп “волчонка” мне без надобности.
Хозяин Подворья молчал, разглядывая лицо собеседника. Тот высказывал, безусловно, в высшей степени разумные и правильные соображения, вот только Хэнк плевать хотел на весь этот треп. Череп не сказал ничего нового, лишь озвучил собственные соображения Тарана. Но отдавать “волчонка” он все равно не хотел.
Не в эти руки.
– Мы будем настороже, – сухо ответил Хэнк. Череп улыбнулся. Казалось, он ждал такого ответа. И доброго десятка других.
– Что ж, допустим. Однако ты не можешь отрицать, что Волк в угнетенном состоянии. Пик его формы остался позади. Я видел старые записи – на них он полон сил и энергии. Если ты не заметил, в твоем подвале сидит всего-навсего подобие того существа, его бледная копия. Ты посадил зверя на цепь и наивно полагаешь, что он будет тебе благодарен. Это невозможно. Того уровня, который был в самом начале, уже не достигнуть. – Глава Ордена с сожалением покачал головой.
Таран с трудом удержался, чтобы не оглянуться. Он не понимал, о чем говорит этот бритоголовый индюк.
– О чем ты говоришь? – спросил Хэнк. – Волк находится в наилучшей своей форме!
Заявление о “старых записях” также его озадачило. На Подворье ни во время боев, ни в обычные дни не допускалась никакая фиксирующая аппаратура. Впрочем, Таран был не столь высокого мнения о своей охране, чтобы исключить такую возможность.
