оставить школу.
– Луиза за всем присмотрит. Вы многому ее научили.
– За месяц? Она глупый и безответственный ребенок.
– Если переживаете, я останусь здесь и помогу. Уверен, мы легко найдем общий язык и быстро поладим.
Эбигейл отстранилась, оттолкнула Томаса. Он… и наедине с ее сестрой? Ну уж нет. Луиза может таких бед наворотить! Уговорит отправить ее на войну. Дескать, желает сражаться. А он разрешит…
Вдруг разрешит?!
– Нет! – Твердое, как камень.
– Ревнуете?
– Томас, прошу, перестаньте надо мной издеваться. Я не поеду на фронт, у меня полно работы. Какая-то нелепица.
Его глаза стали серьезными, злыми, ледяными. Стремительные перемены всегда пугали Эбигейл.
– Это приказ, графиня. Вы собираете чемодан и завтра едете со мной.
– Завтра?
– Чем быстрее уедем, тем быстрее вернетесь.
– Я не успею передать дела Луизе. Ей надо столько объяснить, показать учебную программу, рассказать про экзамены.
– Она справится. Вы недооцениваете сестру. Она мечтает быть полезной.
– Томас…
– Идите ко мне. Я был неправ.
– В чем? – Ее щеки вспыхнули от удивления.
– Что заставил вас одеться.
– Только в этом?
Советник освободил плечи Эби от платья, но придерживал за талию, не давая одеянию упасть на пол.
– Я не хочу ехать! – Эбигейл снова попыталась его образумить, прикрывая руками грудь.
– Разумеется, графиня. Но придется. – Томас коснулся горячими пальцами ее щеки.
Эбигейл посчитала поездку полнейшим абсурдом, но уже осознавала, что не сможет ослушаться. Она подумала, что хотя бы улучит возможность повидать авиатрис – если повезет. Но вслух шепнула только:
– Как прикажете. – И потянулась за новым поцелуем, обнимая шею Томаса и гадая, что нравится советнику больше – покорность или своеволие.
Кровать казалась слишком жаркой. Они стянули пышное одеяло на пол, подальше от камина, и лежали там, соприкасаясь лбами.
Внезапно Томас резко поднялся и навис над Эбигейл. Огромные синие глаза, так близко… Его красивое лицо. Торс почти касался ее груди. Сильные руки по обе стороны словно сковывали Эби, заключая в темницу.
– Графиня, вы бы хотели править Империей?
– Допустим, да. – Она хитро улыбнулась. Ясно, к чему Томас клонит: брак с цесаревичем осуществил бы самые смелые амбиции. Ревность жгла советника, а Эбигейл хотелось подлить масла в огонь.
Но Томас лишь устало повалился обратно, прикрывая рукой глаза. Не ладонью, а предплечьем – поперек лица, будто защищаясь от ослепительного света.
– Мне это по силам. Нужно лишь время. – Он тяжело выдохнул. Глаза закрыты, ресницы дрожат. Губы закушены. Кожа пахнет ночным утешением, чуть дымным ароматом ветивера и терпкой полынью.
– Переночуете здесь? – спросила Эбигейл голосом нежным, как бархат.
– Да, графиня. Сегодня здесь. – Томас поцеловал ее в лоб и прижал к себе.
Она не могла разгадать его чувств, боялась его, императора и премьер-министра. Но не подавала виду. Душила в себе страх.
Ради сестры, ради будущего и всех надежд, которые теплились в душе.
Поезд спешил к северной границе Империи. Жребий пал на Элизабет и Даниэль, и полковник Хейс приказал авиатрисам собирать вещи. Они должны лететь на базу Винтервью, где, предположительно, будут нести службу, пока паровоз совершит крюк до южной границы и обратно. Ну а Вивьен и Лилиан останутся и продолжат вылеты с мобильной платформы.
На остановке соорудили специальные пути, чтобы пересцепить локомотив и вагоны. На этот раз развернулось масштабное действо по загрузке новой техники и вооружения, которые нужно доставить с засекреченных заводов к линии фронта.
Айрис и Мия из первого отряда перебрались в бронепоезд к Вивьен и Лилиан.
Когда Вивьен увидела Айрис, ей захотелось спрятать глаза. Она не знала, что сказать. Ложь разъедала. Казалось, если просто переглянуться, кто-то может понять, что произошло месяц назад. Вивьен и с Элизабет ни разу об этом не говорила. Боялась, что кто-то подслушает. Страшилась поделиться жутким предположением – что стреляли не по военным. Иначе посыпались бы обвинения во вранье, в предательстве, в дискредитации. Да в чем угодно еще.
Вылеты походили один на другой. Вивьен старалась думать о семье, о том, что они в безопасности, как учил многое повидавший полковник. Но все чаще поверх успокоительных образов расплывалось рыжее пламя. Иногда Вивьен просыпалась, и ей мерещилось, что лицо залито липкой кровью, которая застилает глаза и капает на жесткие простыни. Вив думала, что ослепла, пока глаза привыкали к темноте.
Погода портилась все сильнее. Постоянно лил дождь. Летать было тяжело. Взлетно-посадочная полоса скользила, видимость оставалась кошмарной. Авиатрисы скидывали бомбы, даже не видя цели, ориентируясь на координаты, которые передавала разведка. Но так и проще – не переживать о людях внизу.
– Думаешь, там еще холоднее? – жалобно спрашивала Элизабет.
– Лиз, не начинай. Мы тянули жребий. И сразу договорились, что не оспариваем его.
– Я не хочу на север. Они ведь могли бы отправить авиатрис из первого отряда.
Даниэль сидела хмурая. Конечно, и она уезжать не хотела.
– Думаете, мы еще увидимся? – прошептала она. – Или это последний раз, когда мы вместе?
Эта мысль молнией пронеслась между авиатрисами. Они ощущали себя семьей, где уже нет ни различий, ни разногласий. Вивьен давно мучила совесть, что она оставила Рози одну, а теперь девочкам снова приходилось расставаться. Вивьен умоляла полковника Хейса сохранить группу, а на север отправить первый отряд, но все безрезультатно.
Он обмолвился лишь, что ему дали указание свыше.
Иногда по утрам, едва чернота вокруг становилась серой, Вивьен и Хейс приходили пить кофе на открытой платформе. Раньше девушка не пробовала напиток, а теперь его обжигающая горечь стала привычной. Полковник приносил термос и странное сухое печенье, похожее на цветок с кривыми лепестками. Обычно разговаривали о прошлом или обсуждали ближайшие задания.
Всего раз Вивьен отважилась «заглянуть» дальше и спросила:
– А что будет после войны? Когда она закончится?
– Не представляю, малышка… – Он давно сменил насмешливое прозвище «малявка» на ласковое, от которого у Вивьен внутри разливалось тепло. – Я хорошо помню прошлое перемирие. Тогда все практически наладилось. А потом начались протесты… Страна разваливалась. Слава Небесам, император смог стабилизировать ситуацию. И сейчас мы с вами бьемся за новую жизнь для всех.
– Я думаю, правдивы ли обещания… что мы сможем вытащить семьи из бедности?
– Сперва нужно выжить. – И по лицу Хейса было понятно: он не верит, что кто-то из них доживет до конца войны.
Вивьен больше ничего не спрашивала. Но слово «выжить» впечаталось в память. Будто горело под веками, разжигая желание жить, справиться со всем, что на них навалилось. Вопреки.
Остановка продлилась два дня. Бронепоезд пересцепили. Некоторые солдаты, несмотря на дожди, сбегали в ближайший подлесок. Собирали поздние осенние грибы, разводили
