Ознакомительная версия.
Денис кивнул зачарованно-сосредоточенно. Теперь он заметил множество дорог от поселка через лес – к скалам, в которых тоже виднелись какие-то строения. Людей различить было нельзя, но те самые автопоезда, которые так часто встречались в дороге, видны были – ползли серебристыми жучками.
На первом повороте серпантина проплыл мимо плакат:
«Поселок Седьмой Горный приветствует дисциплинированного водителя. Не спешите, у нас плохое кладбище».
– Юмор ничего, – заметил Борис Игоревич, крутя руль. – А вот интересно, встретят нас или нет?
– А что, могут не встретить? – оскорбленно вскинулся Денис.
Отец усмехнулся ему:
– Дениска, если не встретят – то все нормально. А если встретят – значит, Бахурев еще не всех кротов в своем окружении передавил…
– Да вон, уже встречают, – озабоченно сказала Валерия Вадимовна. – Не задави, Борька!
Денис сперва не понял, кого мама имеет в виду. Но отец тормознул и, высунувшись из рывком опущенного (в дверце что-то натужно взвизгнуло) окна, рявкнул:
– Жить надоело?!
– Не-а! – раздалось снаружи звонко-веселое – и Денис, открыв дверь со своей стороны, изумленно увидел возле левого крыла «Ижоры» мальчишку – наверное, он рванул с обочины, где его Валерия Вадимовна и заметила – в отличие от своих мужчин.
Мальчишке было лет восемь-десять, не больше. Тощий, как составленный из спичек, грязный до невероятия, с волосами неопределенно-серого цвета, босой, он, тем не менее, выглядел неожиданно веселым – под стать голосу. А серые глаза смотрели из-под замусоленных прядей с живым интересом и открыто.
– Ну, раз вы все равно остановились, то я вам спою, – деловито заявил мальчишка.
Борис Игоревич даже с некоторой растерянностью оглянулся на семью; Денис засмеялся, а Валерия Вадимовна начала выбираться из машины.
– Тем более что, вижу, вы приезжие, – продолжал мальчишка, – и надо поддержать честь родных мест.
И, не интересуясь мнением приезжих, он вдруг затянул – неожиданно чистым, красивым голосом, как у солиста Большого Имперского Детского Хора:
То не сплетня вам, друзья,
Знающие люди
Говорят – «Энергия»
Солнца – ох! – не любит!
Ведь оно, как ни крути,
Ни хера ни стоит,
За долги не отключить
Солнце золотое!
Мчится солнце сквозь года,
Круг за кругом вертит,
И назло всем господам
На халяву светит!
И плевать ему, друзья, —
В небе ярко-синем.
Капитализация
Перед ним бессильна!
– Стой, погоди! – Третьяков-старший поднял руку.
Мальчишка понятливо заткнулся и предложил:
– Есть казачьи песни, городской романс, военные песни… На немецком могу спеть.
– Да нет, ты скажи, откуда ты эту-то знаешь? – настаивал штабс-капитан.
Мальчишка сощурил глаза:
– Да так. Слышал. В выходной мужик один на рыночной площади пел. А я песни хорошо запоминаю.
– Зовут тебя как? – спросила через капот машины Валерия Вадимовна.
Мальчишка охотно ответил:
– Володькой… – И добавил искренне, широко улыбнувшись: – Какая вы красивая…
– Разве твоя мама не красивая? – спросила осторожно женщина.
Володька потускнел, но немного, даже улыбаться не перестал:
– У меня нет никого. Я с бабкой живу, она даже не родная.
Борис Игоревич подал мальчишке несколько купюр.
– Спасибо! – Мальчишка снова заулыбался светлей, ловко сунул деньги куда-то в лохмотья. – Могу еще спеть за такое!
– Мы бы послушали, но спешим, – с сожалением сказала Валерия Вадимовна и первой, неожиданно поспешно села в машину.
В боковое стекло Денис видел, как мальчишка стоит на дороге и от души машет рукой вслед.
– Здорово поет, – сказал Денис, садясь прямей. – Ма-а…
– Ничего, – коротко ответила она.
– Как ничего, когда ты плачешь?
– Глупости, Денис, – отрезала женщина.
Навстречу проехал автопоезд. Дальше дорога оказалась пустынной, и через полчаса Третьяковы въехали в поселок.
…Если Денис думал, что уже видел человеческое убожество на окраинах Верного – он ошибся.
Мальчишка прилип носом к боковому стеклу «Ижоры». Временами ему казалось, что они едут по каким-то руинам… но на самом деле через пару секунд до него доходило, что это не руины, а черт-те из чего слепленные, слаженные, сгроможденные и непонятно почему держащиеся хижины. Кое-где поднимались над ними тонкие дымки – наверное, готовили еду. Передвигались какие-то старики и старухи – сомнамбулически медленно, неясно куда. На повороте дороги, около грязной лужи, играли голые дети – много, не меньше десятка, трех-пяти лет, не старше, не поймешь, мальчишки или девчонки. Те, кто постарше, первым делом обкидали машину грязью и, похватав младших, сыпанули кто куда.
– Так, – железным голосом произнесла Валерия Вадимовна. – Останови…
– Ну уж нет, побереги запал, – вроде бы шутливо сказал Борис Игоревич.
Но Денис, потрясенно наблюдавший эту невозможную в реальной жизни картину, посмотрел на отца – и увидел, что у того рот стал похож на прорезанную ножом щель. А глаза – на два этих самых ножа. Отец почувствовал взгляд сына и повернулся к нему:
– Ну что притих? Помнишь, дед рассказывал – у нас было то же самое.
– Не может быть, – честно и тихо ответил Денис. – То есть… я понимаю… было, да. Но я раньше думал, что это все неправда. Даже в Верном так не было, па…
– То-то, – сказал штабс-капитан. – Ну, нам, кажется, сюда, если я правильно маршрут запомнил.
«Нас всего трое, – отчаянно подумал Денис. – Да нет, двое. Я же ничего не могу!»
Все мысли, все надежды словно бы отсекло видением грязной лужи, в которой возились, играли, как будто так и надо, человеческие существа одного с ним языка и крови. Дети!!!
«Нет. Нас все же трое», – упрямо подумал Денис.
И стиснул зубы.
Дом был какой-то низкий и широкий, несмотря на то, что полутораэтажный – на крыше лепилась небольшая надстройка. «Мезонин», – вспомнил Денис, медленно открывая дверцу и выбираясь наружу. Это новое жилище ничуть не походило на петроградский дом. Стены – желтовато-серые, а не светло-коричневые, из кирпича со штукатуркой, а не из древесного биопласта. Крыша – почти плоская, а не остро-покатая, это из-за нее он казался низким. Большие – в человеческий рост – окна, прямоугольные, а не квадратные, без привычных – буквами Т – переплетов, цельные.
Зато вокруг дома был сад, большой и запущенный. Вернее, не вокруг, а за домом. Перед домом были только две большие клумбы, дорожка между ними, выложенная плитками какого-то черного камня, – и все.
Ознакомительная версия.
