Тони и Десмонд вышли сразу, как только я выдвинула идею освободить всех остинских рибутов. У них состоялся жаркий спор в дальней комнате; в итоге Десмонд вылетел пулей и вскоре вернулся с первым мятежником.
Повстанцы были в основном мужчины, но разных лет. Одним было шестнадцать-семнадцать, как Гейбу; другие успели поседеть. Я решила, что Гейб был сыном Тони, но тот не называл его папой, а после я услышала, как Гейб признался Адди, что вырос в приюте. Я не понимала, что было общего у всех этих людей, помимо откровенной ненависти к КРВЧ и дикого желания помочь рибутам.
Странное это было общество.
Десмонд заметил, что я смотрю на них, и сдвинул брови. Взгляда он не отвел, продолжая стоять, прислонясь спиной к кухонной стене и скрестив ноги в тяжелых черных ботинках. Он громче других повстанцев выступал против помощи мне. «Не собираюсь подыхать за них!» – так он выразился, и я могла его понять. А еще он был одним из тех в этой комнате, кто ни капельки не боялся нас, и я не знала, что и думать.
Перед нами с Адди возник невысокий мужчина.
– Это тебя взяли на задании прошлой ночью? – спросил он, криво улыбаясь и уперев руки в бока.
– Ага, – ответила она, настороженно взглянув на меня.
– Значит, это ты побывала на Первой улице? Или кто-то из твоего отряда?
– Да, – удивленно подтвердила она. – Меня послали туда, но объекта не оказалось дома.
Мужчина хохотнул.
– Так это ж я был! – Он победно вскинул руки. – Снова удрал!
– Вы Генри? – со смехом спросила Адди.
– Он самый, – осклабился тот и удалился в кухню к мятежникам.
Адди проводила его взглядом.
– Странные они, эти люди. – Она поставила локоть на колено и подперла рукой голову. – Но нам без них, понятно, не обойтись.
– Нам? – вскинула я брови. Мы так и сидели за диваном, Каллум молчал и не двигался.
– Только не говори, что ты собралась вломиться в КРВЧ в одиночку.
– Я просто не сообразила, что ты хочешь помочь.
– Там все мои друзья. Конечно хочу. – Она покосилась в сторону кухни. – Вот бы папа пришел! Мы бы поговорили.
– Вряд ли ему удалось выбраться из Розы.
– Ага. – Она чуть нахмурилась. – Поверить не могу, что он работает на КРВЧ. То есть я знаю, что он за повстанцев, но все равно. Это странно.
– А что, он там не работал, когда вы в последний раз виделись? – спросила я.
– Ни в коем случае, – фыркнула она. – Я не видела его с тех пор, как умерла шесть лет назад, – наверное, персонал меняется, но он ненавидел КРВЧ. Я умерла дома от КДХ, а когда перезагрузилась, он спрятал меня. Сказал, что не отдаст меня КРВЧ.
– Ты шутишь. Надолго? – Из родителей мало кто оставлял у себя перезагрузившихся детей, хотя меня не очень удивило, что Леб был из таких.
– Всего на пару недель. В конце концов наступила ясность, и я поняла, что он не сможет скрывать меня вечно. Его бы схватили. Поэтому однажды он отправился на работу, а я просто ушла. Явилась в медицинский центр и назвалась сиротой.
Это объяснило, почему Леба, имевшего ребенка-рибута, приняли на службу в КРВЧ. Там ничего не знали.
Каллум что-то промычал, я повернулась к нему. Он сидел, привалившись к спинке дивана, и тупо смотрел в стену. Я взяла его за руку, но прошло несколько секунд, прежде чем он моргнул и посмотрел на меня. Взгляд его даже не фокусировался.
– Все нормально? – спросила я. – Поесть хочешь?
Он не ответил. Глаза его сверкнули в сторону людей, рот открылся в хищном оскале, и раздалось глухое рычание. Я быстро отдернула руку и отпрянула, когда он забился в своих путах. Люди обернулись на шум, и из толпы выступил Тони.
– Почему вы не отнесли его в спальню? Нечего ему тут делать.
Адди подхватила Каллума за ноги, я – под мышки. Он извивался всем телом, и Адди поспешила в коридор, где распахнула вторую дверь справа.
В комнате не было ничего, кроме кровати и небольшого комода. В углу лежала небольшая стопка одежды да несколько книг – Каллум вряд ли нанес бы большой ущерб, начни он бушевать и пытаться сбросить веревки.
Мы уложили его на постель, и Каллум перестал сопротивляться, когда я положила ему на лоб руку и запустила пальцы в волосы. Он слабо улыбнулся перед тем, как закрыть глаза, и мне захотелось лечь рядом.
Адди выскользнула из комнаты, и на пороге возник Тони, который жестом велел мне идти за ним. Я вышла в коридор и притворила дверь.
– Значит, вот какие дела, – негромко произнес Тони, быстро оглянувшись на собравшихся в кухне людей. – У тебя много сторонников, готовых помочь.
Такого я не ожидала, судя по отрывочным репликам, которые доносились до меня, не говоря уже о взглядах в мою сторону.
– Однако нам нужна пара недель на подготовку, чтобы сработать наверняка, – продолжил он. – Мы поищем оптимальные пути входа и выхода; возможно, попробуем поставить наших людей на ключевые посты в ночь штурма. Но… – Он посмотрел на дверь спальни. – Они не велели мне говорить, но я считаю, что ты должна знать.
– О чем? – Я почувствовала, как подкосились ноги.
– У антидота существует окно возможности. Если прождать слишком долго, а процесс зайдет далеко, то он не поможет.
Я проглотила комок и не своим голосом спросила:
– Что за окно? Сколько у меня времени?
– Двух недель точно нет, – ответил он. – Поэтому они и хотели, чтобы я молчал. Я скажу так: стадия, возможно, еще приемлемая, но времени мало. Как давно он такой?
– Недомогание и трясучка появились дня три назад. Но отключаться он начал только вчера.
Тони скривился и провел рукой по волосам.
– Ну да. Времени в обрез.
– Сколько?
– Не знаю. Это новая программа; медики еще сами толком не разобрались. Некоторым продолжают вводить инъекции без перерывов, чтобы посмотреть, что будет, и это плохо. Но я бы сказал… возможно, сутки. Не исключено, что и больше, но риск велик.
Я уперлась рукой в стену, потому что мир пошатнулся и я побоялась упасть.
– Значит, идти надо сегодня ночью.
– Да.
Я на секунду прикрыла глаза.
– Какой в этом смысл? КРВЧ хочет от нас избавиться?
– О нет. Вы, ребята, им позарез нужны, но только как агрессивные, безмозглые солдаты. Они пока не добились этого, особенно от унтер-шестидесятых. А теперь решение найдено. Или будет найдено, если добьются желаемого эффекта.
По сути, им нужны были такие же, как я. Те, у кого почти полностью отсутствует свобода воли. Я глубоко вздохнула и кивнула:
– Хорошо. Я пойду сегодня независимо от того, поможете вы мне или нет. Так и передайте.
– Я так и думал, – улыбнулся он краем рта.
Когда он уже повернулся, чтобы уйти, я придержала его за рубашку. Мне пришлось потрудиться, чтобы изгнать из своего взгляда малейшее подозрение, но это, конечно, не удалось.
– Зачем вам освобождать рибутов? – спросила я. – Что с вами стряслось?
Он рассмеялся и поднес ладонь ко рту.
– Со мной?
– Да. Вы помогали рибутам бежать и просто отпускали?
– Не отрицаю. Это и правда был единственный выход.
– Какой выход?
– Мы хотим избавиться от КРВЧ. Иметь равные доли в пище, лекарствах и всем остальном, что КРВЧ раздает живущим за стеной, – нас-то она считает пропащими. Нам не справиться с КРВЧ, если все вы останетесь на ее стороне.
– Но КРВЧ защищает вас, – возразила я, повторив мантру, которую твердила все пять лет, пока была рибутом. – От нас, от вирусов, от преступников…
– Спорный вопрос, – отозвался Тони, вскинув брови. – Сначала, наверно, так и было, но не сейчас. Почти все эти преступники, – закатил он глаза, – за которыми вы гонялись, были из наших. Или просто теми, кто задумал какое-то безумство – не знаю что: оставить дома своего восьмилетнего ребенка, который умер, а потом ожил. Все купились на байку, которую КРВЧ сочинила про вас – дескать, бездушные твари. Большинство людей так ни разу и не пообщались с рибутом.
Он говорил дело. Люди встречались с нами лишь по ночам, когда мы на них охотились. Нам редко позволяли перемолвиться с ними словом.
– Идем, – позвал Тони, мотнув головой в сторону кухни. – Если выступаем сегодня, надо разработать план.
Я заглянула в спальню, но Каллум лежал спокойно, глаза его были закрыты. Мне хотелось остаться с ним, но Тони был прав. Нельзя просто ворваться в здание КРВЧ и понадеяться на удачу. Нужен план.
Вслед за Тони я вошла в кухню, поманив за собой Адди. Люди сидели за столом и за стойкой, стояли группами; при виде нас все смолкли.
– Сегодня или никогда, – объявил Тони. Он положил руку мне на плечо, и я подскочила, толкнув Адди. – Это предложение Рен.
– Прекрасно, – сказал Десмонд. – Значит, никаких предложений. По любому тупая затея, расходимся по домам.
Тони пригвоздил его взглядом; Десмонд вздохнул, прислонился к стене и что-то невнятно пробормотал. Затем вдруг все загалдели, и Тони поднял руки.
– Тихо! – крикнул он. – Угомонитесь на секунду! Какие у нас главные задачи? Что надо сделать, чтобы все получилось?
