императору или его семье и не нанесёте. Только информация и больше ничего. От вас даже не потребуется ничего внедрять в голову императору.
— А если я соглашусь? — поинтересовался Михаил Николаевич.
Связной посмотрел на него с улыбкой, которая говорила: «А куда ты денешься? У тебя просто нет другого выбора», а затем вынул из кармана салфетку, на которой была нарисована корона.
— Это исключено, — фыркнул Орлов. — Меня не потерпят на троне. Снесут тут же вместе с головой.
— Не тут, — возразил связной. — Совсем скоро намечается большой передел европейского пирога, вот один из небольших восточно-европейских кусочков может быть вашим.
— Это очень щедро, — проговорил Михаил Николаевич, не веря своему счастью.
— Более того, у вас будет выбор, — продолжил связной. — И кое-какие активы можно будет получить и тут.
Орлов вынул из кармана платок и вытер высокий лоб с широкими залысинами от крупных капель пота.
— Хорошо, — голос его едва подрагивал. — Я согласен. Что от меня требуется?
— На данном этапе не так много: быть на связи и поставлять необходимую нам информацию.
Приняв таблетку, я прилёг, ожидая, чтобы у меня прошла голова. Вот как люди вообще пьют? А ведь есть и такие, кто каждый день выпивает, и ничего, живут, работают.
В дверь постучали. Я повернулся на кровати, и в этот же момент словно огромный шар перекатился внутри черепа. Вот это спецэффекты.
— Войдите! — сказал я, с трудом поднимаясь и принимая вертикальное положение.
Дверь открылась, и в мою комнату вошла Валя. В платье, вполне подходящем высшему свету, выглядела она великолепно. Практически ничего в ней не напоминало ту тень, что проскальзывала ко мне когда-то под покровом ночи.
Таблетка постепенно начинала действовать, и мне становилось легче.
— Привет, — сказала Валя. — Неважно выглядишь.
— Спасибо, — усмехнулся я, хотя подозреваю, что это больше напоминало гримасу боли. — Ты, как всегда, великолепна в комплиментах.
— Ну а что? — она пожала плечами. — Меньше бухать надо. Ночами. В одиночку.
И по ударению на последнее слово я понял, что это основная претензия.
— Прости, — сказал я, — обсуждал со своими личностями сложившееся положение дел и никак не мог позвать тебя на это совещание.
— То, что ты пил за пятерых, это я вижу, а насчёт остального… — в глазах девушки резвились озорные чёртики. — До чего-то договорились?
В этот момент я вспомнил разговор с дедом по поводу управленца для завода.
— Договорились, — кивнул я. — Правда, не с ними, а с Игорем Всеволодовичем.
Валя подняла бровь, видимо, не совсем понимая, насчёт чего я хочу с ней поговорить.
— Ты же хочешь улучшить условия жизни для простых людей? — уточнил я.
— Смотря для каких, — ответила та, присаживаясь на кресло у стены рядом со мной.
— Для рабочих, — проговорил я. — Проще говоря, дело такое: я рассказал деду, что программу мы с тобой вместе составляли. Это было сразу после того, как он мне пожаловался, что ему не хватает управленцев. И в связи с этим к тебе есть предложение.
— Я же завтра с Беллой в Крым уезжаю, — усмехнулась Валя. — Вот поговорить на дорожку зашла. Потом-то времени уже не будет.
— Так речь как раз про Крым, — ответил я. — У Державиных там есть несколько объектов. Один в непосредственной близости от Ореанды. Просто, на мой взгляд, ты отлично смогла бы управлять отдельно взятым предприятием и внедрять туда все наши наработки.
Она смотрела на меня такими глазами, словно я ей подарил небо и землю, а ещё луну со звёздами в придачу.
— Так ты, что, серьёзно?
— Абсолютно, — сказал я. — Не думаю, что тебе будет круто целыми днями пить шампанское и учиться манерам.
— У меня уже пузырьки из носа лезут, — внезапно шёпотом призналась мне Валя. — Я не могу больше пить это шампанское. Так что — да, я согласна на небольшой такой завод. Вот только не взбунтуются ли рабочие от такого управляющего?
— Ещё скажи, что ты им позволишь, — хохотнул я. — Пара горящих задниц, и остальные будут пахать, как миленькие.
— Пара, хм, — усмехнулась Валя. — Может, ограничусь и парой. А там как пойдёт. Слушай, — внезапно она взяла меня за руку и слегка сдавила в своих ладонях. — Скажи мне правду, что ты со мной сделал в Царицыно?
Я немного обалдел от столь резкой смены темы, поэтому некоторое время просто сидел и смотрел сквозь собеседницу, обдумывая, что можно на это сказать.
— Ничего особенного, — попытался соврать я, но услышал, как фальшиво звучит мой голос. — Просто привёл тебя в чувство после того, как из тебя земляными сосульками дуршлаг сделали.
— Вот именно, дуршлаг, — глядя мне прямо в глаза и буквально пронзая взглядом, сказала она. — Можешь не врать. Я же всё видела.
— Что ты видела? — удивился я.
Вот уж неправда. Что она могла видеть, когда я точно знаю, что она была мертва?
— Я всё видела, — повторила Валя. — Только не глазами, а… — она запнулась, подбирая слова, — как будто откуда-то сверху. Словно душа покинула тело, как показывают в фильмах, и я видела, что мертва. А ты… — она отвела от меня глаза, в которых появилась влага. — После того, как уничтожил Разумовского, ты склонился надо мной. А затем ты латал меня, как тряпичную куклу, — она усмехнулась сравнению. — Я видела серебристые нити, которыми ты пришивал мою аорту к сердцу, видела кого-то внутри тебя, с кем ты советовался. Видела пламя, которым ты запаивал прорехи. Я всё это видела, и не говори мне, что это просто глюк сознания, и ничего подобного не было.
Она всхлипнула. Я молчал. Мне просто нельзя было посвящать её сейчас во все тонкости.
— А затем, — продолжила она, справившись с собой, — меня потянуло куда-то прочь от тела, но я держалась. Я видела, что ты меня вот-вот спасёшь, и держалась за тебя. Ты отрастил прозрачную руку и ею массировал моё сердце, чтобы запустить. Не смей говорить, что этого не было! Я не сумасшедшая! А потом… Потом я очнулась в твоих руках…
Я продолжал молчать. Расскажи я ей сейчас всю правду, подставился бы очень сильно. Раз уж на меня ведут охоту, не погнушаются ничем.
— Скажи мне, что ты сделал, — попросила Валя, сжимая мою руку ещё сильнее. — И как?
— Я не буду тебе врать, — решился я, наконец, — заявляя, что тебе всё вообще привиделось. Но и правду сказать пока не могу.
— Почему? — спросила она, заглядывая мне в глаза.
— Потому что за эту правду люди горят на кострах, теряют голову на плахе и получают пулю в затылок, — ответил я. — Если хоть кто-то узнает, что я с тобой сделал, меня уже без всяких разбирательств превратят в памятник запрещённому.
— В смысле? — переспросила она.
— Устранят, — отрезал я. — Причём, тебя тоже. Поэтому просто не лезь и не проси меня тебе всё рассказать. Считай, что от ранения у тебя начался бред и тебе всё привиделось. Так нам обоим будет безопасней. Усекла?
Она кивнула, вроде бы соглашаясь, но на губах её играла непокорная улыбочка. Мол, я всё равно когда-нибудь добьюсь от тебя правды.
— Ладно, — сказала она. — При таких ранениях действительно может показаться всё, что угодно. Например, любовь в чьих-то глазах.
Я тяжело вздохнул. Эту тему я хотел затрагивать ещё меньше, чем предыдущую.
— Когда-нибудь, — проговорил я, — надеюсь, что скоро, всё это закончится, условия поменяются, и я смогу всё тебе рассказать. А пока позволь мне самому нести за всё ответственность, не впутывая никого больше в это.
Она смотрела на меня, слегка склонив голову, с такой ехидной ухмылкой, что я понимал, мне не отвертеться.
— А про любовь тоже нельзя? — спросила она. — Сожгут?
— Послушай, — решился я сказать всё сейчас, чтобы не возвращаться к этому вопросу. — Ты мне невероятно дорога. Я очень хорошо к тебе отношусь и желаю только счастья. Если и говорить о любви, то это… — я замолк, подбирая слова.
— Такая же любовь, как к Карине, — грустно усмехнувшись, договорила за меня Валя.
— Да, — я развёл руками. — Ты мне — сестра, лучшая подруга, соратник. Разве этого мало?
— Ладно, — сказала Валя, поднимаясь с кресла. — Мне пора собираться. Но, если что, знай, мои чувства к тебе ничуть не изменились. И я готова умереть ради тебя.
— Давай лучше будем жить ради друг друга, — сказал я, улыбнулся и обнял Валю, прижав к себе.
* * *
«Мы сегодня тренироваться будем? — спросил меня Архос, когда Валя ушла, а я без сил
