— Отступают! Они запрашивают у нас место для размещения раненых, докторов и медицину!
— Свяжите меня с ними, — произнёс я, переключая канал связи на своём воксе. — С кем говорю⁈
— Слушай меня сюда, Алистер, у нас нехватка боеприпасов и солдат, оборону держат калеки и только одному Богу-Императору известно сколько накатов врага мы ещё выдержим! Мы вскрываем глотки тяжелораненым и формируем отряды пехоты ближнего боя, чтобы сэкономить истощающиеся ресурсы! А ты запрашиваешь у меня место размещения для раненых⁈ Приводите всех, мы найдём для них место в строю, но прежде ответить на вопрос: КАКОГО ХРЕНА ВЫ БЕЖИТЕ И КАК ПОЛКОВНИК КРАЙЗЕР ПРОПУСТИЛ ВАС ЧЕРЕЗ СВОИ ПОЗИЦИИ⁈
Глава 81
— Сорок первое тысячелетие, «Леман Русс» мне в ангар…
— Сорок второе, сержант…
— Тем ещё хуже, — отмахнулся я, глядя пара инженеров сконструировали шедевр человеческой мысли.
Сраная телега с тяжёлым болтером запряжённая в единственную лошадь, которая оскорбительно фырчала. Вот оно, будущее, прогресс. Мы собрали два мобильных отряда из того, что было. И всё ради горстки предателей, дезертиров, трусов и просто безвольных кусков дерьма, что бросили свои позиции и каким-то образом не были расстреляны. Хотя в глубине души я понимал причину, но гнев мешал мне мыслить здраво.
Позорное отступление они называли перегруппировкой. Пока мы стояли на позициях и находили возможности для победы, они бежали назад и искали оправдания. И я куда легче мог простить слабость, да даже предательство, но не подобную трусость. Однако даже в данной ситуации я старался держать себя в руках, копя и храня этот гнев для последней битвы. Не ради Бога-Императора и этой мёртвой планеты, а ради себя, ведь считал что такой поступок правильный.
Но вскоре ко мне явился Алистер Крант, которому и было дозволено занять тыловые позиции и разместить раненых, при условии что он поможет удерживать фланги. Наступление врага на нашем направлении не было таким же рьяным как ранее, видимо большую часть сил Архивраг концентрировал на других участках и мощными ударами разделял наши полки друг от друга.
Нам позволили пожить дольше других или же не позволили, а заставили, чтобы каждый упёртый боец расплатился за свою непоколебимость лицезрением краха всего.
— Сержант…
— 226-ой, или вы контужены, капитан⁈ — рявкнул я, вынужденный тратить время на Алистера, который в свою очередь считал уместным до сих выражать своим видом сомнения касательно моего управления этими силами из-за звания. — Что вы хотите⁈ Медикаментов нет, а наши квартирмейстеры могут прочитать молитвы за упокой ваших тяжелораненых, но только если выживут после следующего наката врагов!
— У нас безвозвратные потери более семидесяти процентов личного состава. Две три выживших ранены, химеры заполнены воющими в агонии бойцами, а размещать их под открытым небом…
— ТАК МАТЬ ТВОЮ РОЙТЕ ТРАНШЕИ!!! РАСШИРЯЙТЕ И УКРЕПЛЯЙТЕ ЛИНИЮ ОБОРОНЫ, ГОТОВЬТЕ БЛИНДАЖИ И ЛИСЬИ НОРЫ!!! НЕУЖЕЛИ МНЕ НУЖНО УЧИТЬ ВАС КАК ВОЕВАТЬ⁈
— У нас не хватает рук, мы не успевае…
— Сукин сын, — процедил я сквозь зубы, после чего со злобой ударил по столу. — Сто тринадцатый, проверь западные позиции! Семьсот двадцать пятый, проверь сколько припасов осталось на восточном фланге, кажется они хотят умереть геройской смертью раньше времени! Выполнять! А ты, Алистер, за мной, живо!
Капитан был абсолютно подавлен и даже не пытался сопротивляться моему давлению. Он тут же подчинился, видимо всё ещё думая, что таким образом сможет получить от меня какую-то помощь или хоть что-то. Будто бы я был его последней надеждой и смирением он не желал её разрушить. От штаба мы недалеко ушли, буквально двадцать метров прошли, до обугленного тела, у которого я остановился и снова рявкнул:
— Смотри! Не отворачивайся! Смотри, я сказал! — теряя терпение рычал я, достаточно громко, чтобы даже противогаз не стал помехой. — Что ты видишь⁈ Что ты видишь⁈
— Изуродованный труп, — ответил капитан.
И он действительно стал смотреть на тело, но всё равно ничего не видел. Пришлось объяснять.
— Труп? — подойдя в упор к капитану, я перестал кричать. — Знаешь почему у него нет ног? Мы ампутировали их ещё неделю назад. Более тринадцати осколков, и это только на одну ногу. Там нечего было спасать. Но знаешь каким была его реакция? Алистер, я задал вопрос.
— Нет, не знаю.
— Он плакал, Алистер. Рыдал и молил квартирмейстера не добивать его, хватался за его разделочный нож голыми руками, не давая себя добить. Он умолял дать ему ещё один шанс. И мы дали его, посадили его сюда, приварили к позиции болтер и листы брони, приковали его цепями, чтобы фугас не отбросил его ударной волной, — говорил я, смотря на то как стёкла противогаза капитана начали запотевать из-за утащившегося дыхания. — А ты приходишь ко мне и говоришь… у нас не хватает рук… у нас нет медикаментов… мы не справились… не отворачивайся, скотина, смотри! Знаешь сколько ему лет⁈ Знаешь сколько лет им всем⁈ Тут все тебе в сыны готовятся, большинству нет и двадцати! Так что ж ты, ирод, ко мне приходишь и жалуешься? Зачем ты это делаешь? Чего ты хочешь добиться?
— Хватит, это уже слишком, — вдруг встряла Птичка, когда я уже хотел схватить за голову этого капитана, чтобы помочь ему поближе рассмотреть то, что осталось от этого бойца после попадания из плазменной винтовки. — Он не такой, он не криговец и не должен им быть.
— Когда они начали наступать… мы не могли ничего сделать. Треть солдат сошла с ума от одного взгляда их полководца. Они начали рвать друг другу глотки, превратились… в монстров, которые даже не обращали внимания на битву и после победы над своим товарищем просто пожирали трупы. За секунды исчезали целые взводы, а когда предатели начали наступление… космодесант Хаоса просто шёл вперёд, потроша всё и
