Очень интересно. Конечно, это не изгой – те городскими не выглядят. Но чтобы за бродягой погнали даже не патруль, а машину боевой группы – это что-то новенькое.
И только потом до меня дошло.
Лес напротив Кикино всего один – можно сказать, «тот самый», всё остальное пространство вокруг – поля. Значит… значит, «гость» вполне мог прийти со стороны Виковщины. А это совсем другой коленкор…
Мысль настолько зацепила меня, что я даже не заметил, как прошли КПП – только потом сообразил, что дежурный колдун ничего не сказал. Выходит, я пока что не раскрыт.
На полях лежал утренний туман – точнее, уже его остатки, а вот утром он явно был плотным, как молоко. Водитель, негромко матерясь, вёл машину по раскисшей дороге – развезло её намного сильнее, чем вчера. Начались дожди – всё, туши свет. И то долго держалась погода в этом году, обычно заряжает намного раньше, ещё в начале октября.
Ворота нам открыли после короткой переклички, и мы въехали в деревню. Почти сразу подошёл мужчина с «калашом», смутно знакомый по одной из прошлых поездок – кажется, Толик.
– Прямо к дому старосты, там в сарае вашего человечка заперли, – сказал он. – Странный какой-то, дикий совсем. От каждого куста шарахался и лепетал что-то про Змея Горыныча. Спросите на месте.
Горюнов странно посмотрел на него, потом на меня, но ничего не сказал, и водитель осторожно повёл машину по единственной деревенской улице. А улица выровнена, кстати, не хуже, чем многие в городе, и утрамбована неплохо. Деревня немаленькая, с километр в длину, то есть размером с ту же Виковщину – но, в отличие от неё, жилая и процветающая. Вон «нивы» в проулках стоят, навстречу попался старый «ЗИЛок», чем-то гружённый – явно в город. Между Кикино и Вокзальным машины обычно идут без сопровождения – направление считается спокойным, да и близко совсем.
Дом старосты, своего рода местный «сельсовет», стоял справа от дороги – выкрашенный в красно-кирпичный цвет, добротный и старый, небось ещё в начале двадцатого века построенный хорошо и надолго. У калитки скучал охранник с СКСом.
– Игнатич просил не беспокоить, у них там совещание, – пояснил он, лузгая семечки. – Этот в сарае, щас открою.
Игнатич – это староста, Лев Игнатьевич. Крепкий пожилой мужик, явно из бывших колхозников, местный апокалипсис застал во вполне сознательном возрасте и, как я понимаю, именно он и сделал так, чтобы эта деревня вполне себе жила и работала.
Горюнов кивнул – видимо, у начальства уже всё было оговорено, и староста нам сейчас не нужен.
– Мы его вымыли, дали шмотки, он грязнющий был, – говорил охранник, ни на секунду не отрываясь от семечек, пока мы шли по двору. – Вообще лыка не вяжет, но не пьяный.
Позвенев ключами, он открыл небольшой висячий замок, распахнул пошире дверь – впрочем, в сарайке и так было довольно светло из-за щелей в стенах. Скорее всего, сарай дровяной – а, точно, вон поленница у стены сложена, уже начали запасаться на зиму. Топят тут дровами либо тоже торфом, хранят в основном на общем складе, по домам разносят по необходимости. Почти колхоз.
Человек сидел у стены на клочьях соломы, обхватив руками согнутые в коленях ноги, и выглядел свернувшимся в клубок. Горюнов деловито вытащил смартфон, сделал снимок, кивнул – значит – не доппель. Человек поднял голову…
Твою мать.
У меня не самая шикарная память на лица, но Юру Колтырина я прекрасно помню – благо два раза оказывались с ним вместе при очень интересных обстоятельствах.
Глаза парня расширились, он медленно расцепил руки:
– Сссергей Мммихалыч?
– Волков, шеф гениален. Не зря сказал – взять тебя с собой, – хмыкнул Антоха. – Не глядя – в десятку… Кто это, знаешь его?
– Колдун, – просто сказал я. – Знакомый, и даже не шапочно.
– А, выкормыш Бурденки, – задумчиво протянул Горюнов. – Интересно, с чего в таком виде…
Да, пованивало от парня даже сейчас. Антоха сделал знак – один из бойцов, подойдя, за шиворот поставил Колтырина на ноги. Тот не сопротивлялся, выглядел безучастным, как кукла, но взгляда от меня не отрывал – видимо, уцепился за знакомое. Интересно, что же произошло?
– Привет, Юра, – просто сказал я. – Не скажу, что хорошо выглядишь. – Переглянувшись с Горюновым, продолжил: – Что с тобой случилось?
Взгляд парня стал чуть более осмысленным, он попытался улыбнуться – как тогда, в машине, когда я показал, что помню, как его зовут. В этот раз у него не получилось.
– Зззмей… Гггаврилыч… Тттроих… Сссразу… Ооотпустил ммменя…
– Где? – вклинился Антоха.
– Ввв… – парня заклинило, слово он сказать так и не смог, но Антоха, опередив, закончил за меня:
– Виковщина?
Судорожно сглотнув, колдун кивнул.
– Тааак… – мельком глянув на меня, Горюнов скомандовал: – Ребята, грузите его. Повезём в город.
– Кукукуда? – пролепетал колдун.
– К Бурденке твоему, куда ж ещё – огрызнулся Антоха, и Колтырин рванулся так, что двое бойцов его еле удержали:
– Нет! – у него даже заикание пропало. – Не в Колледж, нет! Не хочу! Не буду! Здесь хочу, в сарае хочу, – и он забился в истерике.
Мы с Антохой удивлённо переглянулись. И так было ясно, что Колледжу этого колдуна никто не отдаст, особенно теперь – впрочем, он-то об этом не знал. Напуган, исключительно напуган – буквально до усрачки. Что же произошло в Виковщине? Никакого «Змея Гаврилыча» там не было… хотя, я ж видел в истинном облике всего двоих. Кто знает, что могут остальные трое. Съездить бы – но нет, сейчас этого точно делать не стоит. Сначала надо, чтобы он успокоился, и поговорить.
Радует уже то, что колдунов в Виковщине встретили неласково. Вот уж никогда бы не подумал, что отнесусь к этому настолько цинично – как Каращук тогда, в Волково… Маша, всё из-за Маши. Ради неё я на многое готов.
– Свяжите его и грузите, – распорядился Антоха. Сделал шаг к колдуну, влепил ему одну за другой две пощёчины – голова парня так и мотнулась туда-сюда, но истерить он прекратил. Висел на руках бойцов, тупо глядя перед собой.
– Слушай сюда, – спокойно сказал Горюнов. – Если будешь вести себя тихо – поедем к нам. Вымоем, переоденем, накормим. Ты всё расскажешь. Договорились?
И по тому, как вяло кивнул молодой колдун, было ясно – лёд тронулся…
Глава 27. 21 октября, суббота, день
В «штабном» зале опять было людно. Лаврентьев, выслушав доклад Горюнова, велел отвести колдуна в душ, переодеть его, дать поесть и привести для разговора – ну и следить в оба, конечно. Кто знает – провокацию Колледжа исключать нельзя, особенно при том, что предыдущий «крот» раскрыт.
Обсуждали, судя по всему, как раз итог обыска на узле связи. На столе валялся знакомый предмет – прямоугольник со сглаженными кромками, колдовской «мобильник», какие-то пластинки и куски проводов. Буквально по обрывкам разговоров я понял, что нашли именно его, причём с распаянными проводами.
Вот тебе и на. Выходит, колдуны каким-то образом «подружили» колдовство и технику! Значит, это возможно. А что ещё возможно?
По словам одного из оперативников – разговор с ним вёл Семашко, остальные слушали – было ясно, что «мобильник» работал чем-то вроде преобразователя сигнала, перенаправляя звонки с телефонов через несуществующий номер на себя, и выходил на связь с Колледжем. Своего рода модем. М-да, хорошо продвинулся Колледж…
Дождавшись паузы, я вклинился в разговор и спросил – нашли ли того, кто его установил? Почти не удивился, услышав отрицательный ответ – опер сказал, что посторонних на узле связи не было.
– А доппели? – поинтересовался я.
Опер смутился, зато в разговор вступил Семашко:
– Сейчас там дежурят наши люди, они проверяют работников. При обыске доппели не замечены. Но тут вы, Сергей Михайлович, правы – они вполне могли быть… Контролировать их открыто стали не больше недели назад.
Ну что, сдать Нику? Судя по всему, придётся – ставки слишком уж возросли.
Немного подумав, я выложил свои соображения – в том числе и то, что удалось выяснить у Ники на экспресс-допросе в Анклаве.
