Запрет на вмешательство - Макс Алексеевич Глебов

— Выполнять! — прошипел Щеглов и пихнул сержанта в плечо, подталкивая к обочине дороги.

Игнатов был отличным разведчиком, и неглупым человеком, но свой язык контролировать умел не всегда, за что регулярно расплачивался всякими неприятностями, мелкими и не очень.

— Есть выполнять! Никифоров, за мной!

Грузовик в указанной точке таки имел место быть во всей своей железной трехтонной однозначности. Капитан с облегчением выдохнул, когда в темноте обозначился не слишком ясный, но знакомый контур машины. «Опель Блиц» стоял на обочине, и успевшие неплохо привыкнуть к темноте глаза капитана привычно засекли движение рядом с водительской дверью.

Opel Blitz. Немецкий унифицированный грузовой автомобиль «Блиц», выпускавшийся фирмой «Опель». Модели «3,6-36S» (4х2) и «3,6-6700А» (4х4). С 1937 года их было произведено около 95 тысяч. Грузоподъемность 3,3 и 3,1 тонны соответственно.

Второго часового капитан не видел. Скорее всего, он стоял где-то за машиной, и его должны были взять на себя Игнатов с Никифоровым.

Неожиданно послышалась негромкие голоса. Часовой, подошедший к кабине водителя, о чем-то переговаривался с сидящим внутри унтером.

«Хреново службу несете», — усмехнулся про себя Щеглов, насмотревшийся на множество подобных сцен и в нашей армии, и во вражеских. До курения на посту, правда, дело не дошло, и через полминуты часовой вернулся на свое место на обочине дороги, но из этого мелкого нарушения капитан сделал вывод, что прямо сейчас смены часовых можно не опасаться, иначе немцы не позволили бы себе такой вольности.

Негромко и как-то очень мирно крикнула ночная птица. Любой орнитолог сильно удивился бы, узнав о ее размерах и степени опасности для людей, одетых в фельдграу. Птицу звали красноармейцем Никифоровым. Этот боец обладал потрясающей способностью точно копировать самые неожиданные звуки, за что очень ценился в разведроте капитана Щеглова. С той стороны дороги докладывали о готовности.

Часовые на обочинах особых опасений у капитана не вызывали, а вот унтер в кабине грузовика мог успеть крикнуть или выстрелить, а любая стрельба означала провал операции. Щеглов задумался, и как всегда в таких ситуациях, решение пришло довольно быстро. Подав знак Горелову, чтобы тот взял на себя часового с их стороны грузовика, капитан медленно и бесшумно стал смещаться вдоль дороги. Он хотел выйти на позицию, откуда через боковое окно кабины будет отчетливо виден немецкий унтер. Ночь была сырой, но не холодной, и после разговора с часовым поднимать стекло немец не стал, на что капитан и рассчитывал. Щеглов, занявший позицию в шести метрах от грузовика, более-менее ясно различал профиль врага в кабине. Отработанным движением, не породившим ни одного лишнего звука, капитан извлек метательный нож и привычно взвесил его в руке.

Квакнула в придорожной канаве лягушка, ей ответила соседка с дугой стороны, и в мирные звуки ночной природы неожиданно вплелись совершенно чуждые здесь приглушенные хрипы и плотный хруст, с которым нож капитана Щеглова поразил свою цель.

— Готово, командир, — доложил выскочивший из-за грузовика сержант Игнатов, — не соврал ефрейтор. Зря я в нем сомневался.

— Посмотри в кабине, — проигнорировал капитан последние слова подчиненного. — У унтера должна быть ракетница. Пора подавать сигнал нашим.

Две осветительные ракеты взлетели в ночное небо. В километре от меня сейчас по приказу сержанта Плужникова красноармейцы подхватывали носилки с ранеными и занимали исходную позицию на самой опушке леса. Люди Щеглова тоже ждали только меня, чтобы завести двигатель и гнать трофейный грузовик навстречу отряду. Что ж, пришло время начать действовать мне.

Этой ночью канонада лишь слегка погромыхивала далеко на юге, и в лесу и его окрестностях установилась относительная тишина, нарушаемая лишь позвякиванием оружия, далеко разносившимся во влажном воздухе, и изредка негромкими фразами на немецком. Тем громче и неожиданнее прозвучал резкий хлопок винтовочного выстрела.

В этот раз я хотел, чтобы меня заметили, поэтому первый выстрел произвел с относительно открытого места и сразу, пригибаясь, метнулся вглубь леса. За моей спиной раздались лающие команды, зашелся длинной очередью пулемет, его тут же поддержал другой. Шлепки пуль, попадающих в стволы деревьев, сбитые ветки, в общем, все, как и ожидалось.

Я сместился метров на сто влево и занял заранее выбранную позицию на приличном расстоянии от опушки. Ночной бой без инфракрасной оптики — сущий кошмар. Для тех, у кого ее нет, естественно. Немцы меня видеть не могли, зато я наблюдал их сразу с двух ракурсов — из своих зарослей через контактные линзы в режиме дополненной реальности и со спутника, тщательно фильтрующего помехи в виде тяжелых дождевых облаков и разворачивающего передо мной несколько блеклую, но все же вполне читабельную картину боя.

Сначала, как водится, пулеметы. Первым захлебнулся MG-34 в полутора километрах от намеченной нами точки прорыва и, соответственно, метрах в четырехстах от меня. Я специально пытался нанести наибольший урон самым удаленным противникам, чтобы отвлечь внимание немцев от людей Плужникова, пытающихся сейчас без выстрелов пробраться к дороге, где их должен подобрать грузовик. Тем не менее, оставлять в покое те пулеметные точки, которые могли достать моих товарищей, я тоже не собирался, и по одной пуле из каждой обоймы доставалось им.

Немцы реагировали быстро. Несмотря на посеянную мной неразбериху и очень чувствительные потери, в панику противник не ударился. Примерно через минуту после моего первого выстрела на опушке леса разорвалась серия восьмидесятимиллиметровых мин, и я понял, что пора уходить.

В этот момент совершенно неожиданно для меня в зоне нашего прорыва вспыхнула яростная стрельба. Что-то там пошло не так, и, похоже, уйти чисто нам не дали. Я остановился, упал за ствол большого дерева и попытался оценить обстановку.

Наш отход засекли, причем произошло это уже при погрузке отряда в трофейный «Опель Блиц». Грузовик, к счастью, поврежден не был, и сейчас, набирая скорость, уходил к назначенной мной точке встречи. Для меня это означало только одно — времени больше нет. Я вскочил и ломанулся сквозь лес, окончательно перестав думать о чем-либо, кроме скорости бега и необходимости избегать лобовых столкновений с деревьями и толстыми ветками.

Не помню, когда в последний раз я бегал так быстро, и уж точно было это