– А то! – Дикарь гордо выпятил грудь. – Ещё бы не взял, я ж любого из его дуболомов уделаю.
– Класс! – искренне сказал Ким. Мутное облачко навсегда осталось в Коллекторе, и он был по-честному рад за Ерика.
– Ладно, – дикарь сладко потянулся. – Что у вас тут к чему?
И тут Ким начал рассказывать. Ерик был отвратительным слушателем: ему не сиделось на месте, он постоянно перебивал и то и дело порывался продолжить не им начатую фразу.
– Какой-то гад у вас тут завёлся, да? – заметил он, когда Ким замолчал.
– Похоже на то. Но я не верю, что это Мак, – заявил Ким.
– Он свой? – Ерик спрашивал так про каждого, о ком заходила речь, и прочие подробности его не интересовали.
– Свой, – твёрдо ответил Ким. – Горячий, вроде тебя, и грубоват маленько, но все его любят. Я не представляю, чтобы у него рука поднялась на такое.
– А эта твоя подружка? – спросил Ерик. – Может, она?
– Она-то с чего? – Ким возмутился. Ерик пожал плечами:
– Про кого ты говорил, про тех я и спрашиваю.
– Ерунда, – решительно сказал Ким. – Она же сама там заперта теперь, в «восьмёрке».
– Она могла не знать, куда эта дрянь потечёт, – ре зонно заметил Ерик.
Ким открыл было рот и внезапно вспомнил, что Алекс в последнее время бывала до жути нервозной. Что-то её беспокоило… Поколебавшись, он достал пластфон и набрал номер.
Алекс ответила через добрых две минуты. И Ким поразился тому, какой несчастной она выглядела.
– Я в порядке, – сразу сообщила она. – У нас тут биотехники и вообще… Всё под контролем.
– Само собой! – заверил её Ким с наигранной бодростью. – У меня приятель в иммунизации, он говорит, они там день и ночь пашут, совсем скоро уже разберутся.
– Да… там у многих приятели, – невесело произнесла Алекс– Только лучше бы они до того начали разбираться, как нас тут закрыли.
– Да, Ал, – вспомнил Ким. – Ты знаешь, что Мака забрали?
Алекс закусила губу.
– Я знаю, Ким… – проговорила она сдавленно. – Это… это я.
Ким в растерянности смотрел на её грустное лицо, а Ерик пожал плечами с видом «я же говорил».
– Что – ты? – осторожно спросил Ким.
– Я… я рассеянная! Всё время путаю вещи… И я… я торопилась и случайно схватила его пластфон.
– И что?
– Я не сразу поняла, что это не мой. Потом смотрю – а в загрузках схема водоснабжения в «пять-десять».
– И что? – Ким был в недоумении. – Конечно, он же систему проверял.
– Её тогда ещё не надо было проверять, – Алекс глубоко вздохнула. – Там дата стояла. Он загрузил схему до того, как ты появился. Когда всё ещё нормально работало.
– Ты же не…
– Сдала она его, вот что, – вдруг буркнул Ерик. Алекс сузила глаза и уставилась на Ерика. В её го лосе пробились истерические нотки:
– Да! Я и так молчала, как дура, а ведь могла бы раньше… Надо было сразу рассказать! А я уговаривала себя, что ошиблась, и теперь мы все тут сидим из-за меня, и мама заболела, и… – Алекс не хватило воздуха, она судорожно вдохнула и закончила: – И я позвонила сегодня утром во внутренние дела.
– Ладно, – Ким не знал, как её утешить. – Не горюй, Ал… Вшивая температурка…
Алекс криво улыбнулась, махнула рукой и отключилась.
– Такие дела, – резюмировал Ерик, перекатываясь на живот на мягком коврике. – А ты – «не мог», «не мог»…
– Он не мог! – упрямо сказал Ким. – Он хороший мужик, и… Я просто знаю.
На лице Ерика явственно отразилось, что он думает о таком знании. Но он не стал спорить, а перекатился на бок, подложив руку под голову, и воззрился на Кима:
– Ну и что ты будешь делать?
– С чем? – не понял Ким.
– Ну со всей этой хренью. С эпидемией, с Маком со своим, с красноволосой этой…
Ким растерялся:
– А что я? Анализаторы этим занимаются, это их дело…
Ерик прищурился и выпятил губы:
– То есть подруга твоя взаперти мается, хороший мужик сидит в самой жопе, народ, не ровён час, стулья начнёт жрать с голодухи… А ты лапки сложишь и будешь бубнить, мол, «а что я – а я ничего»?
Ким отвернулся. Бесполезно. Ерик дикий, он не поймёт.
Но, когда молчание разрослось до размеров малой планеты, он всё-таки решил поделиться с Ериком догадкой, которая уже какое-то время смутно вырисовывалась у него в голове:
– Я тут кое-что сообразил, – начал он, не глядя на дикаря. – Сенна нам лапшу вешал, по-моему. Весь этот трёп: ценность самородков, непредсказуемые гены… Знаешь, зачем нужно определение полезности на самом-то деле? Чтобы все занимались своим делом и в чужое не лезли – вот зачем. Все эти склонности и способности не так много и значат, главное – чтоб каждый оказался на определённом месте, раз и на всегда.
Ким остановился, не решаясь досказывать. Идея была крамольная, а дикарь и так сопел не слишком ободряюще.
– Мне тут кое-кто говорил, что Город – это за крытая система. И вот ощущение такое, что она на столько сложная, что ли, что жители до конца в ней не разбираются. Боятся куда-то не туда полезть и что-то серьёзно нарушить, – Ким тряхнул головой. – Помнишь, ты спрашивал, как синтетов генерят? Так вот, по-моему, просто делают то, что в инструкции сто лет назад было написано. По крайней мере у нас, у технарей, так. «То – порядок», «это – непорядок», «главным видней»… Что это за «главные» такие, их же на свете нет! Просто здесь все хотят, чтобы всё и дальше шло как до сих пор, понимаешь? Чтоб не выводить систему из баланса.
Ерик помолчал, а потом Ким услышал его разочарованный голос:
– Как тут у вас в Городе, я не знаю. Но там, откуда я родом, свои поважнее будут, чем какой-то сраный баланс.
Ким не ответил, и спустя несколько минут Ерик зашебуршился и прохладно сообщил:
– Ну мне тут ещё помыться надо, то-сё, так что…
– Ладно, я пойду к Эдо, – решился Ким и повернулся к дикарю: – К старшему анализатору. Это совершенно бесполезно, но я попробую.
– Что б не попробовать? – степенно проговорил Ерик и ухмыльнулся. – Мне на стрёме стоять или гасить?
Ким понимал, что старший анализатор вряд ли немедленно бросит дела городской важности, чтобы поточить лясы с каким-то стажёром, но всё-таки зарегистрировался на терминале в холле анализаторского ведомства.
– И сколько мы тут будем ждать? – спросил Ерик, усаживаясь на пластиковый стул.
– Я – пока не поседею, – хмуро отозвался Ким. – А ты за едой можешь выбегать иногда.
– Ким? Рад вас видеть.
На миг Ким опешил: неужто консул действительно… Но через секунду он увидел, что Эдо сам только что зашёл снаружи. С ним был ещё один человек: мужчина с подслеповатыми глазками и жиденькой бородкой клинышком, как на портретах врачей догородской эпохи.
