– Ничего не думаю, – проворчал Мак. Он без спроса подхромал к стулу, тяжело обрушился на него, вытянул больную ногу и стал массировать колено. – У этого парня в голове завалы такие, что гайке негде упасть.
Ким ещё только думал обидеться, а Мак уже пошёл вразнос:
– Вот папаша мой, старый хрыч, тоже такой. Ни чертища в биотехнике не соображал всю жизнь – это притом, что сам биотехник. Как на работе держался, а?! – Мак резко повернулся к Киму и уставился на него с откровенным отвращением: – А снисходило на него, понимаешь! Делал-то всё как надо, а объ яснить потом ни бельмеса не мог, хотя если ты у него спросишь о чём — так не заткнуть ни в жизнь, столько натреплет бредятины всякой.
Почудилось ли Киму? Он внимательно присматривался к Маку: с виду мастер бушевал в точности как обычно, но… он явно не получал удовольствия от собственной брани, и это было странно.
– Эдо, у нас есть дела! – Резкий голос Полякова прервал поношения Мака в адрес его батюшки. – Вы увидели всё, что хотели?
– О… Да, господин Поляков, благодарю вас.
Консул на секунду появился в кадре, коротко кивнул Эдо, бросил пронзительный взгляд на Кима, и экран погас.
Консул Эдо негромко вздохнул.
– Старший силовик немного прямолинеен, – за метил он слегка извиняющимся тоном. – Но он пре красный, хм… силовик.
Ерик со скрещенными руками по-прежнему восседал на пластиковом стуле, и вид у него был такой, что Ким немедленно и в полной мере прочувствовал свою вину.
– Ну прости! – оправдывался он, шагая за дикарём. – Ну не мог я им сказать: погодите, со мной тут ещё кое-кто пришел для компании. Вдруг Эдо передумал бы, и я бы Мака вообще не увидел?
– Ну так увидел? – недовольно буркнул Ерик. – И что?
– Да ничего. Я же говорил: бессмысленная затея, – и Ким рассказал о бьющем через край дружелюбии старшего силовика. История вызвала не совсем ту реакцию, какой он ждал.
– Что, сам Поляков?! – восхищённо воскликнул Ерик, мгновенно забыв дуться. – Ух ты! У него же своя гвардейская часть, элитная, не белокурточники какие-нибудь! Попасть бы туда…
Ким не ответил: он так и этак прокручивал в голове то, что его насторожило в разговоре с Маком. И внезапно остановился посреди коридора:
– Мак специально так сказал! – проговорил он. – Он не просто так завёлся про своего папашу, он сказал что-то типа: «Если ты у него о чём-то спросишь…» Это было сказано для меня! Он поверил, что я за него, но не хотел, чтобы кто-то другой слышал, и намекнул незаметно: о чём-то спросить у его отца.
– На фига?
– Не знаю, – Ким растерянно посмотрел на дикаря. – Но после Штайнера и Полякова почему бы и с Маковым папашей не повидаться?
– И то верно, – отозвался Ерик. – Только я под дверью больше сидеть не собираюсь, учти.
Мак с отцом действительно жили в «пятёрке»: где именно, Ким выяснил на следующий день у Ришата. Без Мака, Пал Палыча и Ната Ришат остался в мастерской за старшего и казался весьма взволнованным этим обстоятельством.
Ким улучил возможность перехватить заявку на ремонт в «пятёрке» и вызвонил Ерика. По дороге они смотрели последние новости – ничего утешительного. «Всё больше больных в закрытом секторе», «Биотехники в растерянности», «Консул Штайнер настаивает на введении чрезвычайного положения». В других секторах лихорадки пока не было, но Ким слишком беспокоился об Алекс и остальных, чтобы этому радоваться.
Квартира господина Макарова находилась в самом сердце «пять-три», приятного квартала с белоснежными чистенькими стенами и ровными рядками дверей в коридорах. Жить здесь явно было веселее, чем в синтет-сити: им попалась компания симпатичных девушек-биотехников, которые оживлённо болтали между собой. Ерик, к таким вещам равнодушный, быстро нашёл нужную фамилию на дверной табличке и надавил на сигнальный сенсор с такой силой, что тот жалобно моргнул диодом.
– Может, его дома нет? – пробормотал Ким, после того как Ерик ещё дважды атаковал сенсор.
Но папа Мака оказался дома, и, когда он открыл дверь, стало ясно, почему: он был настолько дряхл, что вряд ли выбрался бы на улицу без посторонней помощи. Тем не менее бодрости духа Макаров-старший явно не утратил и громко заскрежетал прямо с порога, брызгая слюной:
– Пошли прочь! Либо пусть сам приходит меня обращать, либо шиш я ваш!
Старик явно собирался оставить их снаружи, но Ерик проворно удержал дверь ногой.
– Я работаю у Мака, в мастерской, – торопливо объяснил Ким, решив не вникать в услышанное. – Он просил вас проведать.
– А-а?.. Так вы не из этих? Не из свидетелей? – с сомнением протянул старик, глядя на Кима полуслепыми глазами. – Да, дрянное дело, дрянное… Я-то что, я в порядке. А вот его за что держат, а?
– Это из-за лихорадки в восьмом, – сказал Ким. – Некоторые считают, что это Мак виноват.
Старик постоял, жуя губами, потом развернулся и душераздирающе медленно пошаркал вглубь квартиры. Ким с Ериком расценили это как приглашение.
Внутри давно не прибирались, зато повсюду лежали, стояли или висели разные занятные вещицы. Некоторые Ким видел только в энциклопедиях: настенные часы со стрелками, допотопный термометр с колбой и столбиком делений, целые полки редкостных коллекционных штуковин (в одной Ким угадал прапрадедушку пластфона).
– Сколько их уже было-то, эпидемий, – проскрипел старик, опускаясь в кресло. – И сектора запирали, и хуже… Не трогай мясорубку, она рабочая.
Ерик отдёрнул руку, но исследовать содержимое полок не прекратил.
– Но такой, как сейчас, не было? – спросил Ким.
– Всякое было, – повторил старик. – Да я не всякое помню. Давно… Секретность ещё эта…
– Если давно, то сейчас-то вы уже можете сказать! – убеждённо произнёс Ким.
– Не могу, – по-старчески раздражённо каркнул папаша Мака: Ким вдруг сообразил, что не спросил его имени, а сейчас уже было как-то неудобно. – Говорю ж: приняли меры. Секретность-то я помню, а вот что засекретили…
– Что-то забыл, а что – забыл, – пояснил Ерик, деловито суя пальцы в чашу с винтовыми ножами на дне. – У меня так тоже бывает.
Ким напряжённо думал. Этот биотехник, похоже, ещё мамонтов видал… Но не такой уж он безнадёжный, как расписал Мак, вполне себе в здравом уме старикан. Что ещё за меры? Секретность…
У него самого был секрет, он разболтал его Сенне… И потом ничего не помнил! Точно: старику тоже что-то вкололи!
Н-да, не много же тогда проку его расспрашивать. Особенно если не знаешь, о чём.
– Сейчас-то получше, – сообщил старик. – Мне уже к сотне, в последнее время голова посветлее становится.