Заполучив столь необходимую воду, антидот принялся работать вовсю. Минут через десять руки слушались уже почти нормально и я вполне мог стоять на ногах, единственное, что омрачало радость от вновь обретенной частичной дееспособности, это набирающая силу ноющая боль во всем теле.
Через четверть часа я вновь использовал данную комнату по назначению и на все еще отказывающихся нормально двигаться ногах отправился на поиски очередной порции воды.
— Вылез?
Я промолчал, пытаясь сориентироваться, где мне найти кухню в этой квартире или то, что заменяет ее. На кухне должна быть питьевая вода…
Не дождавшись ответа, Абель вышел ко мне в коридор. Какое-то время мы молча рассматривали друг друга.
Может быть, сработала установка на то, что я не могу сейчас его убить, а значит ненависть абсолютно бесполезна и вредна. Может быть я поверил, что он не зашел бы в своих играх слишком далеко, а может неподдельное отчаяние звучавшее в ругани, пока он возвращал меня к жизни и некий такт, проявленный им за последние полчаса… Но ненависть ушла, уведя с собой желание отомстить. Я всмотрелся в него как будто видел впервые.
Полные, чувственные губы, привлекавшие других, и делающие его лицо отвратительным в моем восприятии, сейчас были опущены чуть вниз, в уголках залегла еле заметная горестная складка. Глаза припухли, обозначились тени под ними, высокий лоб пересекала еле заметная «хмурая» морщина… Хозяин жизни? Нет.
— Чего ты? — спросил он.
— Да ничего, — устало ответил я, — Воды дай.
— Пошли… Пошли в столовую, — засуетился он, — Тут недалеко.
Видя, что я могу грохнуться в любой момент, он все же не стал лезть со своей помощью. И где раньше он прятал свою тактичность?
Столовая оказалась «персидской»: низкие широкие диванчики и низкий же столик, то что надо моему вопящему болью телу. Абель тут же набрал воды из стилизованной баклажки, я выпил
— Давай о деле… — обронил я.
— Давай, — покорно согласился он и замолчал.
Пришлось продолжать мне.
— Чего ты хочешь?
Абель потеряно пожал плечами.
— Чего хотите вы?
И что ему ответить?…
— На данный момент ничего конкретного. Просто хотелось бы знать, готов ли ты к сотрудничеству в дальнейшем?
— Готов, — просто как само собой разумеющееся ответил он.
Ну и как реагировать на это «готов»? Куда его прилепить?
— Зачем ты устроил все это? — спросил я.
Абель пожал плечами.
— Злишь ты меня. Раздражаешь. Вот я и хотел сбить с тебя спесь. Я ведь говорил уже. Или ты не запомнил?
Я промолчал.
— Ты моих охранников убил, — бросил он в досаде.
— Ничего, новых наймешь, — буркнул я. У меня разболелось сердце, не давая сосредоточиться на разговоре.
— Как там Викен?
— Вляпался в одну тайну теперь сидит, ждет истечения срока давности, — я не стал что-то выдумывать, сказав правду.
— Да, с русами шутки плохи, — заметил Абель, — Но угрозы нет? Стереть не хотят?
— Нет. Убрать его не хотят. Да и не так уж долго осталось ему там сидеть. Год от силы.
Абель вдруг тихо расхохотался. Нет, ну все же психопат есть психопат.
— А спесь с тебя все же слетела…
— Что-то ты хреново выглядишь, — продолжил он. — Зря, наверное, я ждал пока ты очухаешься и поможешь мне с трупами.
Я пропустил эти слова мимо ушей, сердце ныло, грудь сдавили тиски. Действие «яда» или «защиты»? Но что могло их спровоцировать? Парализующие иглы, вроде бы не должны были, хоть я и получил овердоз.
— Абель, ты мне элкисы часом не вводил?
Он застыл на мгновение.
— Колись.
— А что мне оставалось делать!? Ты бы очухавшись, принялся добивать меня и слушать бы не стал!
— Да говори ты по существу!
— Ты получил пять игл, я ввел тебе один антидот, ты вроде задышал нормально. Я решил не рисковать, и дать тебе установку, чтоб ты не убил меня… Ввел элкис и ты стал подыхать. Тогда ввел еще два антидота и принялся за старые добрые методы спасения. Остальное ты вроде помнишь.
— Нужен еще один антидот третий, а лучше четвертый. Защиту заклинило. Нужно вычистить тело, чтобы она расслабилась.
— Нет у меня больше четвертого, один был, и тот на тебя извел. Третий сейчас поищу.
Я потащился вслед за ним, надо бы в аптечке подобрать себе что-то поддерживающее: глюкозу, соляной раствор, витамины может быть.
Введя всё и антидот напоследок, я расслабился прямо в манипуляционном кресле. Абель тихонько примостился напротив.
Не знаю, что меня дернуло… Я тогда плохо соображал и не вполне себя контролировал…
— Что Абель, только когда рядом кому-то еще хуже, затихает твоя боль?
Он вскинул глаза, впившись взглядом, я подумал, что он сейчас врежет мне, но закрываться не было сил. Секунда… Его лицо исказилось как от сильной боли, он закрыл руками голову, подтянул колени, пряча в них лицо, скрутился так чтобы занимать как можно меньше места. И заговорил…
Он стал рассказывать о себе, о своем детстве, юности. И своем отце…
Он говорил, говорил, говорил…
Вспоминая, вытаскивая упрятанное глубоко-глубоко.
А мне стало дурно — и не от препаратов. От его слов, от его воспоминаний. Я думал, что мой отец чудовище, хуже которого нет. Я очень ошибался.
В какой-то момент это стало нестерпимо. От психопатичной, опасной змеи ничего не осталось — передо мной сидел несчастный искалеченный ребенок, и выплескивал на меня свою боль.
И я тонул в ней.
— Абель… Абель… — позвал я.
Нет, меня для него уже не существовало.
— Абель! Абель!!! — я потряс кокон, в который он скрутился, — Перестань! Перестань, пожалуйста…
Он очнулся и посмотрел на меня
— Что? Противно? — надтреснуто спросил он.
— Нет. Больно.
Он опустил глаза и еле слышно обронил:
— Извини…
Одно короткое слово… Я вздохнул, собираясь с мыслями:
— Абель, выслушай и запомни. Ты можешь рассчитывать на мою помощь. На меня. Не могу пообещать, что сделаю для тебя всё, такая клятва дается лишь единожды и я свою дал. Но если у меня будет хоть малейшая возможность помочь тебе — я помогу. Но ты сам, САМ, попытайся перебороть свое прошлое, отказаться от него. Ведь пока мы живы — ничто не поздно.
— Семья, Синто, а потом может быть я, — горько произнес он.
— Да, — я не стал приукрашивать правду.
— Не слишком ли велика очередь? Ведь вас там тридцать миллионов или больше?
Я склонился, заглядывая в опухшее от слез лицо
— Да, очередь велика… А кто-нибудь предлагал тебе больше чем я?
Он посмотрел на меня ничего не ответив, тяжело слез со стула и побрел прочь. Я не стал его удерживать.
