души из другого. Я стал цельным.
Нет, воспоминания никуда не делись, я по-прежнему помнил ту жизнь, и по-прежнему не знал ничего из этой жизни до момента моего вселения в это тело. А если и знал, то только то, что мне рассказывали. Своей памяти у меня не было.
И тело осталось то же самое — тело шестнадцати-семнадцатилетнего парня. Единственное, оно стало покрепче, чем когда я только появился в этом мире. Всё-таки пробежки и тренировки сделали своё дело.
Но теперь душа и тело полностью сроднились, стали единым целым, как будто я был таким с рождения. И помог мне в этом тот самый артефакт, который я создал из куска окаменевшей крови. Точнее, повлиял процесс создания артефакта. Ну и медведь помог, конечно, тоже! Он своей ци расправлял, сращивал, сглаживал, растворял. Словно отстраивал крепкое надёжное основание.
Хотя почему словно? Он именно отстраивал.
— У тебя крепкий стержень! — сказал мне медведь, когда закончил. Теперь тебе нужно будет каждый день в медитации укреплять основание. А между медитациями укреплять тело и ум.
— Я понял, учитель! — сказал я.
Я понимал, сколько много сделал для меня медведь. Вполне возможно, что понимал лишь маленькую толику. А окончательно осознать смогу ой как не скоро!
Но даже того, что я понимал, хватало, чтобы испытывать глубочайшую благодарность!
И мне захотелось выразить эту благодарность в чём-то материальном.
— Это вам! — показал я на тушу косули.
Медведь усмехнулся:
— Знаешь, чем задобрить…
Но я чувствовал, что косуля — это очень мало. А потому начал расспрашивать демонического зверя:
— Как с вами сейчас обращаются? Нормально? Не обижают?
Он удивлённо поднял брови:
— Как ты такое себе представляешь, чтобы меня кто-то смог обидеть? Я многоуровневый демонический зверь! Если кто попробует, то это будет его последний день в жизни.
— Понял, — сказал я. Но всё-таки продолжил расспрос: — Еду вовремя поставляют? Всё в порядке? Хорошо кормят?
Медведь усмехнулся:
— Ты так заботишься обо мне…
— Это лишь малая толика моей благодарности, учитель! — ответил я.
— Ну хорошо, — произнёс медведь. И вдруг подопнул ко мне невзрачный камень, такой же, как в прошлый раз. — На вот тебе ещё, ты знаешь, что с этим делать!
В этот раз я поднял камень с благоговейным трепетом.
— Это тоже окаменевшая кровь? — спросил я.
— Да, — ответил медведь. — Единственная разница, этому камню двадцать тысяч лет. И чтобы превратить его в артефакт, нужно постараться. Если сможешь, продолжишь быть моим учеником. Не получится, значит, на том и расстанемся. А теперь иди!
Я встал и поклонился медведю. А потом поднял камень и убрал его в карман. И протянув красный, спросил:
— А что мне с этим камнем делать?
Медведь пожал плечами.
— Как я уже сказал, ты должен выяснить свойства своего артефакта, — сказал он. — А как ты оформишь артефакт, это твоё дело.
— В этот раз заданий побольше, — заметил я.
— Кому много дано, с того много и спросится, — ответил медведь. — А теперь иди, не мешай мне!
Заставлять повторять я не стал. Зачем рисковать хорошим отношением?
А потому я поклонился, забрал факел и ушёл, оставив медведя медитирующим. Ну и косулю рядом с ним тоже оставил. Думаю, мясо протухнуть не успеет.
Выйдя из рудника, я направился в контору.
Хотелось к Мо Сяню подойти, но я видел, что он возится с волками, в основном, конечно, с Глафирой, и при этом безмерно счастлив. А потому я решил пока не трогать его, дать ему время пообщаться с Глафирой, в которую Мо Сянь влил ци своей Емолани. И со Стёпкой, который крутился рядом, расспрашивая про демонических волков.
В общем, глянув в их сторону, я отправился в контору. Нам с Добрыней Всеславовичем ещё много что предстояло обсудить.
Ещё на первом этаже я услышал разгорячённые голоса. Егор Каземирович и Добрыня Всеславович о чём-то горячо спорили.
Я поспешил подняться наверх.
— Что случилось, господа управляющие? — строго спросил я.
Мужики, конечно, спорить сразу же перестали. Но по тому, какие взгляды они бросали друг на друга, можно было догадаться, что каждый остался при своём мнении.
— О чём спор? — спросил я, добавив в голос жёсткости.
— Да вот, Добрыня Всеславович отказывается от военизированной охраны! — пожаловался Егор Каземирович.
— Почему? — спросил я управляющего заводом.
— А кормить я их чем буду?! На жительство куда определю?! — воскликнул Добрыня Всеславович. — Или вы найдёте такой отряд, который ни в еде, ни в отдыхе не нуждается?
Я понимал его. Однако, ситуация требовала коренных изменений. А потому я спросил:
— Сколько у вас всего людей? Сколько работает в руднике, сколько на заводе и сколько охраняет периметр.
Когда Добрыня Всеславович назвал число, я понял, что нам придётся очень сильно пересматривать кадровую политику. Потому как людей на заводе было не просто мало, а катастрофически мало! И если пока заводские справлялись, то любое изменение, будь то нападение Волковых, расширение производства, добыча руды… И сразу вопрос нехватки рабочих рук встанет ребром.
— Понимаете, Добрыня Всеславович, — начал я. — Как только просочится информация, что мы планируем изготавливать автомобили, сразу же начнутся вооружённые нападения на завод. Я в этом абсолютно уверен. Причём, Волковы прекрасно знают, какая тут охрана, и они просто сомнут вас.
— Пусть попробуют, — буркнул Добрыня Всеславович.
— Они и попробуют! Можете в этом не сомневаться, — жёстко оборвал я управляющего заводом. — Так что до этого момента мы должны усилить охрану. У вас есть предложение, как это можно сделать, не привлекая дополнительно людей.
Добрыня Всеславович вздохнул и покачал головой.
— Все ресурсы, какие у нас есть мы и так задействовали.
— Тогда вопрос закрыт. И поступим мы следующим образом. Егор Каземирович найдёт людей и военного инструктора. Новые люди пойдут под крыло тех, кто тут уже давно и хорошо знает сильные и слабые стороны обороны завода. Кстати, слабые стороны необходимо усилить.
— Понял, — снова вздохнул Добрыня Всеславович.
— Для охранного отряда нужно будет построить казарму…
— А что если… — вмешался Егор Каземирович и, получив от меня одобрительный кивок, продолжил: — А что, если мы казарму поставим вплотную к стене. Вот тут, например… — и мы склонились над картой.
Обсуждения, где поставить казарму,
