в интонациях собеседницы лютой смеси разочарования, обиды и злости. Стоило бы сменить тему, но попробуй тут — смени!
— И даже не написал? — спросил я со вздохом.
— Написал, но уж лучше б так и продолжал отмалчиваться, — выдала Инга, передвинув мне свою пустую рюмку. — Я бы поняла, попроси он подождать. Или пообещай вернуться, не важно даже когда! Лишь бы сказал, что дождётся. Пусть бы и не дождался даже — плевать! Но нет же! Знаешь, что он написал? — Барышня чуть наклонилась и откинула упавшую на лицо русую прядь. — Он написал: «приезжай»! Ты понимаешь, да? Приезжай!
Карие глаза глядели требовательно и совершенно трезво, я будто бы даже против своей воли кивнул.
— Вот! — горько улыбнулась Инга. — Ты — понимаешь! И он тоже всё прекрасно понимает. Мне до суперпозиции — ещё три года ежедневных тренировок, процедур и упражнений. И без еженедельных выездов в Эпицентр никак не обойтись. Ещё и учёба остаётся, в конце-то концов! А он — приезжай! Да, дорогая, ты безвозвратно утратишь способности, но к чему оперировать сверхэнергией домохозяйке? Будешь обеспечивать домашний уют, пока я стану делать карьеру. Сам. Один. Вот как он решил!
Я с трудом заставил себя отвести глаза и вновь разлил по рюмкам коньяк.
— Скажи, Петя: разве это не эгоизм? Это ли не плевок в душу?
Вот тут уж я с ответом не нашёлся. Выпил.
Проснулся на рассвете с пересохшей глоткой, но в общем-то без малейших признаков похмелья и подумал, что качественный выдержанный коньяк в плане последствий куда предпочтительней дешёвого трёхзвёздочного. Ещё посетовал, что не удосужился зашторить окно. Рань же несусветная, даже солнце не встало, лишь посветлело небо, а мало того, что проснулся, так ещё и сна больше ни в одном глазу.
«Жаль купальных плавок не взял, а то бы в бассейне освежился», — подумал я и вдруг уловил некую неправильность.
Шорох, вздох, тепло.
С замиранием сердца я перевалился на другой бок и уткнулся взглядом в девичий затылок с короткой стрижкой светло-русых волос.
Инга!
И — не помню ничего! Вообще ничего! Номер точно мой — вон и портфель лежит, но попали-то мы как сюда? И самое главное — чем после этого занимались? И занимались ли вовсе? Было что-то между нами или нет?
Меня бросило в жар.
Если было, это и само по себе чревато неприятностями, но при этом ещё и ровным счётом ничего о процессе не помнить — и вовсе будто серпом по известному месту. А если не было — да как не было-то?! — то всё ещё сомнительней. Упился до такого состояния, что не смог, получается? Или приставал, но не дали, и уснул?
Стыдоба-то какая!
Чувствуя, как начинает печь щёки и уши, я осторожно перебрался на край кровати и уселся там. Подтягивать за собой простынку не рискнул, побоявшись разбудить Ингу. Об отсутствии купальных плавок переживал совершенно напрасно, стоило беспокоиться об отсутствии трусов.
Хотя какой мне с них сейчас прок? Вон, у кресла валяются. Только номер-то мой, не выйдет втихаря одеться и сбежать.
Скрип и шорох, потом — зевок.
— Уже проснулся? — спросила Инга.
Я молча кивнул.
— И сколько сейчас?
Карманные часы лежали на тумбочке, вставать с кровати не пришлось, дотянулся до них и так.
— Половина шестого.
— Ра-а-ано!
Вновь послышался зевок, зашуршала простыня, я не выдержал и оглянулся. Инга приподнялась на одном локте и, прикрывая левой рукой обнажённую грудь, смотрела на меня как-то очень уж требовательно, будто чего-то ждала.
Я облизнул губы и спросил:
— А у нас с тобой…
Инга нервно хихикнула, потом и вовсе рассмеялась в голос.
— Ох, Петя! Пока ты не уснул, то во всех подробностях рассказал, с какой безумной силой обожал меня в выпускных классах, какие нестерпимые моральные терзания испытывал от невзаимности чувств и как разлюбил сразу после инициации. И что теперь не испытываешь ко мне вообще никаких чувств. Не угомонился, пока я не подтвердила, что верю каждому твоему слову.
От стыда захотелось провалиться сквозь землю, но дальше — больше.
— И, знаешь, не вижу причин, почему бы нам сейчас не воплотить в жизнь кое-какие твои школьные фантазии. — Откинув простынку, Инга осталась в одних атласных трусиках, ещё и перестала прикрывать рукой не слишком крупную, зато едва ли не идеальной формы грудь, требовательно похлопала ладошкой по кровати рядом с собой. — Иди ко мне!
Иди ко мне?! Будто собачонку поманила!
Кровь застучала в висках, а попутно прилила туда, куда ей сейчас приливать совсем не стоило, и я оказался перед чрезвычайно нелёгким выбором: послушаться или же проявить характер. В первом случае пришлось бы согласиться, пусть даже и завуалированно, на подчинённую роль, во втором — идти в эдаком непотребном виде до кресла, в которое скидал вчера одежду, или стыдливо прикрыться простынкой и просить барышню уйти, что было попросту выше моих сил.
С мыслью «слаб человек», я плюнул на возможные последствия и потянулся к Инге. Погладил её по стройной голени, а потом ухватил и рывком подтянул к себе. Барышня ойкнула от неожиданности и перевернулась на живот, а я навалился сверху, уткнулся носом в русый затылок и втянул в себя едва уловимый аромат духов.
Ждал, что выверт силы тяжести отправит прямиком на потолок или приключится ещё какой-нибудь сверхъестественный казус, но нет — напряжённая до того будто струна Инга внезапно расслабилась и замерла подо мной на кровати. Шалея от собственной решительности, я потянул с неё трусики, а дальше всё случилось слишком уж быстро и как-то сумбурно, зато на удивление ярко, особенно под конец. И по кое-каким признакам финал таковым выдался вовсе не у меня одного.
С блаженным стоном я отвалился в сторону, шумно перевёл дух и уставился на Ингу. Та промокнула краешком простыни раскрасневшееся и покрытое испариной лицо, поднялась с кровати, избавилась от болтавшихся в ногах трусиков и заявила:
— А вот такого, Петя, мне о тебе Лия не рассказывала!
Раздражения я не уловил, но на всякий случай не преминул перевести всё в шутку.
— Разочарована?
— Да как тебе сказать…
Пояснять что-либо Инга оказалась не расположена, без малейшего стеснения и смущения она начала одеваться, и я ей откровенно залюбовался. Лия была примерно такого же роста и сложения, но Инга по сравнению с ней выглядела заметно спортивней и поджаристей, из-за чего оказалась полностью лишена малейших намёков на домашнюю мягкость одноклассницы. Открытое волевое лицо с высокими скулами и широким ртом, светло-русые волосы, стройные бёдра, узкая талия, некрупная и очень ладная грудь с бугорками