Сага о Северных островах - Наталья Викторовна Бутырская

— Беги! — заорал Плосконосый и диким прыжком очутился между Неви и измененным.

Тварь схватила Фастгера и замерла в растерянности. В одной лапе — овца, в другой — человек. Кого же жрать первым?

Но первым был Аднтрудюр. Он ударил мечом по заднице твари, разделив ее на четыре части. Затем подлетел Эгиль. Вепрь. Коршун.

Я глубоко вдохнул. Моя стая. Мои волки. Ну, давай же! Давай!

Тварь швырнула овцу в ульверов и потащила к пасти Плосконосого. Простодушный изо всех сил ударил мечом по руке твари, и та отмахнулась Фастгером так, что его голова столкнулась с головой Херлифа.

Простодушный упал замертво. Плосконосый обмяк в лапе измененного. Я застыл с топором над головой.

Сверху упал Альрик и вогнал меч в середину груди твари. Та выронила добычу и снова попыталась удрать. Но успела сделать лишь три шага, как Беззащитный вновь оказался перед ней и снова его меч погрузился в тело. Желтая пена уже не успевала заживлять раны. Измененный с каждым вдохом всё истончался и усыхал. Теперь он больше походил на богомола. Но и его движения убыстрялись.

Мы, затаив дыхание, смотрели на битву двух хельтов.

Тварь молотила руками, подпрыгивала на месте, иногда падала на четвереньки, а Альрик отплясывал вокруг нее, отбиваясь и нападая в ответ. Меч мелькал в его руках с бешеной скоростью. Во все стороны летели клочья желтой пены, а потом смешались с красными брызгами.

Я побежал к сражающимся и отшатнулся, едва приблизившись: щеку ошпарило огнем.

Будь что будет. Тебе, Фомрир!

И прыгнул к ним, едва увернувшись от меча Альрика.

Только сейчас, под напором рунных сил двух хельтов, дар проснулся, и я сразу откатился назад.

Альрик взревел, отсек лапу твари, затем вторую и вспорол ей живот.

— Ты! — тяжело дыша, указал он мечом на тварь.

Его лицо было словно испещрено крупными оспинами, но они постепенно затягивались. Тварь перевернулась на живот, вцепилась зубами в свою же отрубленную руку.

— Давай! — крикнул хёвдинг.

Я покачал головой. Больше не хочу.

— Пусть Кости ее убьет.

— Нога у него все равно не вырастет.

— Плевать. Я сам получу свои руны.

Измененный жрал свою плоть, на наших глазах его раны затягивались желтой пеленой и переставали кровоточить.

Тогда Альрик бешено посмотрел на меня, скинул кольчугу и отрубил твари голову.

Через дар я почувствовал жар его двенадцатой руны.

В Мессенбю мы возвращались злыми и недовольными. Хотя мы победили измененного, почти никого эта победа не радовала. Ну, кроме здешних жителей.

Альрик отправил Вепря, Трудюра и Рысь на «Сокол» тем путем, что мы пришли, а остальных отправил к той рыбацкой деревне вместе с отрубленной головой твари и ранеными. Там мы обрадовали крестьян вестью, что чудовище убито, залили рану Костей горячим дегтем, чтобы он полностью не истек кровью, хотя из него и так немало вытекло. Если бы измененный оторвал ему ногу хотя бы в колене или до бедра, мы бы смогли перетянуть рану, а тут кровь хлестала ручьем, пока почти не иссякла.

Вскоре пришел «Сокол» всего на шести парах весел. Мы занесли раненых, голову твари засыпали солью, чтобы она не испортилась, и отправились в Мессенбю.

Я греб, как обычно, на носу и видел спины всех ульверов. Даже по резким и нестройным движениям весел можно было понять, как они расстроены.

Булочка, что сидел возле меня, греб быстро и нервно. Затем не выдержал и спросил:

— Почему он не дал убить тварь Фастгеру? Зачем убил сам?

Я пожал плечами. Как объяснить, что после моего отказа пламя Альрика вспыхнуло синими и черными языками? Что заносил меч и рубил голову не сам хёвдинг, а Бездна внутри него. Узоры Живодера помогли, но незаконченные, они не полностью заперли тварь внутри Альрика.

Живодер был недоволен тем, что его не взяли в бой. И сейчас он донимал ульверов разговорами на кривом нордском, и Уши, тот хирдман, который пришел вместе с Костями от Сивого, наорал на него, не желая разговаривать с бриттом.

Неви сидел возле Плосконосого, напоминая побитого щенка. Простодушный уже очнулся, а Фастгер — нет. Херлиф отделался синяком в пол-лица и сломанной скулой, наверное, потому что был на восьмой руне. Фастгер лежал, как убитый, но пока дышал. И даже Живодер не взялся его лечить, потому как привык иметь дело с открытыми ранами, а тут что-то внутри повредилось.

Альрик злился и на меня, ведь я отказался добить измененного и поздно разбудил дар, и на себя, ведь он в тот момент не вспомнил о раненых. Только когда мы на ночь пристали к берегу, Беззащитный отвел меня в сторону и спросил, почему я ослушался.

— Мне и прежде это было не по нраву, — упрямо проговорил я. — Сначала каждый ульвер убивал своего противника и получал руны за свои заслуги. Потом ты сказал, что будем идти по кругу, чтобы все были наравне.

— Пока все ульверы не станут хускарлами, — уточнил Альрик.

— Сейчас ты насильно всовываешь руны, которые я не заслужил.

— Но твой дар…

— Мой дар! А что толку, если он то есть, то его нет. Ты можешь драться и без него!

— Но ты не поэтому отказался.

— Не поэтому. У меня есть сын.

И тут хёвдинг понял. Я по глазам увидел.

— Ты сам говорил, что дела отцов отражаются в их детях. Мой отец убил десятки низкорунных, и боги послали мне условие, которое я мог за всю жизнь не разгадать. Если я несколько рун подряд возьму вот так, какое условие будет у моего сына? Поймет ли его? Сможет ли подняться хотя бы до хускарла? Мне немного осталось до девятой руны, и я хочу заслужить ее сам. Без помощи. Без подачек.

— А что ж ты, сукин сын, раньше не сказал? — взбеленился он. — Что, до боя у тебя сына не было?

Я тоже вспыхнул.

— Говорил! И не раз! А с этого измененного я бы руны две-три получил! Вот тут Фомрир бы и отвесил мне оплеуху! А если бы три? Тогда мне что, всю шкуру под живодеровы узоры отдавать? Или тебе еще одна тварь в хирде надобна?

— Да лучше тварь, чем…

— Ты мог отдать его Плосконосому. Или…

И я замолк. Потому что вдруг ощутил, что передо мной не совсем Альрик. Если бы мы сейчас были связаны даром, я бы явно увидел бездновы всполохи. Надо успокоить тварь, сидящую в хёвдинге.

— Альрик, я с тобой до конца. Другой хирд