кидаешь, обычно не видишь, как она целиком выглядит в боевом положении. А вот если увидел, тогда плохо. Тогда у тебя есть от двух секунд до половины мгновения, чтоб приготовиться к переходу в лучший мир либо к тяжелой инвалидности.
Ни то, ни другое меня не устраивало, да и тренировали меня в свое время на то, чтоб не рассматривать такого рода подарки, а реагировать соответственно.
Я и отреагировал, схватив РГДэшку и отправив ее туда, откуда она прилетела.
Разумеется, рванула она в воздухе, при этом один из осколков прилетел мне в наплечник, напрочь выключив левую руку. Фиг знает, что там, может, даже сустав в труху, но сейчас это было неважно, к тому же с ходу на адреналине все равно не понять масштаб разрушения. Важно, что после прилета двух гранат противник как минимум пребывает в состоянии легкого офигения, потому у меня было время вскочить разгибом и, моментально оценив обстановку, принять единственно верное решение.
Сказать, что я рисковал, – это ничего не сказать. Спецов специально тренируют стрелять по внезапно появляющимся мишеням, и сейчас скоростное восстание меня из лужи было прям как на тренировочном полигоне – просто позволь своим навыкам сработать и прострели башню этому придурку как той мишени, за которую ты тогда получил зачет.
Но одно дело работать после хорошего завтрака в условиях тира по изображениям террористов, нарисованным на бумаге, и совсем другое – пристрелить врага, который только что отработал по тебе двумя гранатами. По крайней мере, двум оставшимся спецам это удалось неважно.
Один стоял на коленях, держа левой рукой ворох кишок, лезущих из разорванного живота, как убегающая каша из кастрюли. При этом в правой он держал автомат, пытаясь поймать меня на мушку. Сильный человек, достойный уважения и быстрой смерти без мучений.
Мы выстрелили одновременно. Он промахнулся, а я – попал куда метил, короткой очередью в два патрона пробив раненому оба глаза. Знаю я этих спецов, они и умирая, за мгновение перед броском в вечность, все равно попытаются тебя убить. Но когда не видишь, куда стрелять, утащить с собой на ту сторону врага гораздо сложнее.
Пока я разбирался с одним, второй успел в меня выстрелить. Дважды. Одна пуля обожгла мне щеку, от второй я чудом увернулся, упав на бок и выстрелив в ответ.
Я попал, но не фатально – судя по тому, как неестественно мотнулось назад предплечье спеца, пуля наполовину оторвала ему левую руку в локте, разбив сустав. Противник зарычал – вряд ли от боли, скорее от бешенства, боль на секунду позже по мозгам шарахнет. Сейчас он ощутил лишь удар и то, что рука перестала работать. Пока рычал, третий раз выстрелил из своего «стечкина», но на этот раз мимо. А потом я промахнулся, хотя метил меж бровей, но из неудобного положения лежа пуля попала ниже.
Я видел, как в одну сторону отлетели два пальца, в другую – пистолет, но добить раненого уже не получилось: патроны кончились.
Отбросив в сторону бесполезный FN F2000, я поднялся на ноги и подошел к раненому. Надо же, целый полковник, судя по трем звездам на погонах. А так глянешь – обычный спец, судя по ширине плеч, мускулистой шее, тяжелому взгляду и тому, как он рванулся подобрать пистолет, несмотря на то, что одна рука висела плетью, а из кисти второй хлестала кровь.
Но я успел раньше, заехав с ноги по квадратной челюсти. Поднял «стечкина», щелчком выбил толстый оторванный палец, зажатый меж спусковым крючком и спусковой скобой, и направил пистолет на полковника.
– Погоди, – прохрипел тот. – Я полковник Геращенко. Если поможешь мне отобрать у Захарова его бесценную коллекцию артефактов и доставишь меня за кордон, гарантирую помилование по всем статьям…
Он явно хотел сказать что-то еще, но я его перебил:
– Интересное предложение, полковник, я, пожалуй, откажусь. Легкого пути тебе в Край вечной войны.
И нажал на спуск. Нельзя ни о чем договариваться с тем, кто мечтает тебя убить. Обязательно обманет и попытается убить снова. Впрочем, я не всегда следую этому правилу и могу вести переговоры с теми, кто стрелял в меня. Но никогда не веду их с теми, кто стрелял в моих друзей.
Полковник с пулей во лбу рухнул в кровавую грязь, я же, прихрамывая и держась за левую руку, направился к Фыфу…
Он лежал на спине, уставившись единственным глазом в чистое синее небо. И правда, редкость это зрелище в Зоне, когда тучи расходятся ненадолго и становится ясно, что не черная гранитная плита нависла над тобой, а просто судьба занесла тебя в на редкость поганое место.
Фыф был жив, несмотря на то, что в груди у него было четыре отверстия, кровь из которых обильно намочила простреленную одежду.
– Лучше все-таки ставить пси-защиту от пуль обеими лапами, – сказал я, подойдя ближе.
Большой и печальный глаз шама оторвался от неба и уставился на меня.
– Лучше, – тихо сказал Фыф. – Но тогда сейчас ты подыхал бы здесь, а не я.
– Меня не так-то просто убить, – хмыкнул я.
– Меня, получается, проще, – сказал Фыф – и закашлялся. Из отверстия под ключицей при этом вырвался небольшой кровавый фонтанчик.
– Тебе лучше молчать и не напрягаться, – произнес я, понимая, что несу чушь: независимо от того, напрягается он или нет, шаму осталось жить в лучшем случае несколько минут.
– Ты несешь чушь, и ты это знаешь, – прокашлявшись, сказал Фыф, не иначе, по своей дурной привычке прочитав мои мысли. – Слушай внимательно. В моем нагрудном кармане лежит прядь волос Рут, которую я срезал перед тем, как ее похоронить. Вон там, подальше, лежит фрагмент скальпа Насти, а в роще ты найдешь тела Данилы и Рудика.
– Я понял, – кивнул я.
– Ну, тогда остается пожелать тебе не сдохнуть, как мы все, потому что выглядишь ты хуже зомби, – усмехнулся шам.
И умер с этой усмешкой на губах.
– Спасибо, – прошептал я, чувствуя, как по моим щекам текут слезы. – Спасибо за все, друзья. Я не умру, обещаю. В том числе потому, что у меня есть еще одно важное дело. И я его сделаю, чего бы мне это ни стоило.
* * *
– Ты просишь слишком много, – покачал головой Захаров.
– Я знаю, – отозвался я.
– Ты хоть представляешь, сколько стоят пять матриц, не говоря уж о подготовительной работе и самом процессе?
– Знаю, – повторил я. – А еще я знаю, что эти пятеро спасли от уничтожения тебя, твой бункер и всю планету заодно.
– Просчитал избыточный диаметр ствола «смерть-лампы» и мощь усилителя луча? – хмыкнул академик.
– Да нет, – покачал я головой. – Я не настолько силен в технике, особенно – в технологиях «мусорщиков». Просто если бы все было не настолько плохо, ты б сейчас просто не стал со мной разговаривать о
