но терпимо для того, чтобы я мог идти, хромая и опираясь на шест, который сам вырезал из более-менее прямой ветви, найденной в роще кривых деревьев. Пока резал ее, скрипел зубами, сдерживаясь, чтобы не завыть от тоски, ибо работал я самым обычным ножом – а мой Нож с Большой Буквы теперь принадлежал не мне…
Хотя нет, дело было не в этом. Я понимал, что фактически своими же руками отдал «Бритву» на убой.
И исправить это было невозможно.
Но, с другой стороны, если ты потерял кого-то, кто был тебе дорог, – а я относился к своему ножу именно как к своему настоящему и вполне живому другу, – то есть только один алгоритм действий для того, чтобы от тоски не сжечь себе нервы дотла.
Забыться.
Отвлечься.
Занять свой мозг, переполненный горем, чем-то, требующим от тебя максимальных усилий, чтоб содержимое твоей черепной коробки кипело от проблем, словно суп в кастрюле, – и не было у него времени на то, чтобы мучить тебя бесполезными сожалениями.
А еще горе можно забить болью.
Как сейчас, например…
Все мое тело ныло, требуя немедленного отдыха, но я все равно шел через болото, выдирая ноги из густой жижи и понимая, что могу и не дойти. Силы человеческие не беспредельны, организм имеет свой ресурс. И если ты нормально не жрешь, не спишь, а лишь воюешь, при этом огребая от противника неслабых трендюлей, то тело рано или поздно откажет. Развалится на хрен, как автомобиль нерадивого хозяина, который не обращает внимания ни на шумы в двигателе, ни на постукивания в колесах, ни на ржавеющий кузов.
Но сейчас мне была нужна и эта боль, и эта усталость, и туман перед глазами – по ходу, когда мне в плечо прилетело, башню тоже слегка тряхнуло, и тошнота, волнами подкатывающая к гландам, была тому подтверждением.
Но плавающая пелена впереди не мешала видеть вешки, указывающие путь, и я продолжал тащить свою измученную тушку через болото, пока наконец не рухнул, словно мешок с костями, на знакомый крошечный островок.
Я уже бывал здесь однажды и вот теперь приперся снова в надежде, что те, к кому я шел, меня не пошлют куда подальше. Если честно, я бы на их месте послал. Жили себе люди своей налаженной жизнью, тут притащился я со своими проблемами и принес проблемы им. Притом что они мне помогли, а я доставил им нехилый геморрой – и не факт, что они его разрулили. Кстати, со мной это часто бывает, почти хронически… М-да, вовремя я начал об этом думать. Стоило бы об этом поразмыслить до того, как идти сюда, но я ж страдал, мне было не до размышлений о других. Тьфу, мля, порой от самого себя тошно бывает…
Впрочем, назад в таком состоянии я бы все равно не дошел, проще тупо нырнуть в болото и не выныривать на радость многим обитателям Зоны. Но тут уж извините, это был бы не я. Стреляться-вешаться-топиться не моя история. Вот если кто грохнет меня, если у кого получится, тогда да. А так – нет.
Я собрался с силами, поднялся на ноги и подошел к овалу, зависшему в нескольких сантиметрах над землей и похожему на двухметровое серебряное зеркало, в отполированной поверхности которого отразилась моя грязная, унылая фигура. Броник в дырках, одного наплечника нет, рожа небритая, во всю щеку длинный вспухший ожог… И глаза, как у психа, горят нездоровым огнем, того и гляди бросится и укусит. Если б я в Зоне встретил такого персонажа, то пристрелил однозначно. Чисто на всякий случай.
Смотреть на свое отражение было омерзительно, потому я больше не стал трепать себе нервы созерцанием самого себя и шагнул в портал. Вздрогнул от адского холода, мгновенно охватившего все тело, сделал еще один шаг – и очутился там, где и рассчитывал оказаться.
Здесь почти ничего не изменилось.
Небо с двумя солнцами и зависшей между ними кометой, которая, правда, стала немного больше, чем в прошлый раз.
Поляна с травой фиолетового цвета.
Большая кузница с пристройками – и порталы вокруг нее, такие же, как тот, из которого я только что вывалился.
Правда, вокруг кузницы появилось нечто вроде забора – шесты с насаженными на них головами в знакомых шлемах. Шестов и голов было немало, из чего я сделал вывод, что борги приходили сюда еще раз, и в изрядном количестве, чем разозлили обитателей кузницы до крайности – с добрым сердцем и чистой душой такие украшения вокруг своего дома не вывешивают.
Часть пространства, немного более плотная, чем положено, сместилась в мою сторону. Быстро. Но не настолько быстро, как могла бы, – я прекрасно знал ее возможности.
– Привет, Шахх, – сказал я. – Если сейчас убьешь меня, только сделаешь мне большое одолжение.
Пространство остановилось в метре от меня и прорычало:
– Убирайся!
– Нет, – сказал я. – Мне нужно поговорить с ними.
– Они не желают говорить с тобой!!!
Пространство стало плотнее, и я наконец увидел ктулху с разъяренной мордой и щупальцами, растопыренными во все стороны. Жуткое зрелище для любого другого сталкера, но мне оно было пофиг. Трудно напугать видом ктулху того, кто сам был ктулху.
– Не решай за них, ладно? – попросил я. – Пусть они сами меня пошлют, и я уйду. Например, в Четвертый мир. Или в Одиннадцатый. Пусть меня раздавят кьехной во славу глиняного бога, я не против.
– Я тебя сам сейчас раздавлю, сволочь! – проревел Шахх, надвигаясь на меня, но громоподобный голос за его спиной остановил ктулху, уже занесшего когтистую лапу над моей головой:
– Погоди, страж! Пусть он скажет, зачем пришел на Распутье Миров.
Шахх нехотя отошел в сторону, и я увидел их.
Они были похожи один на другого, как могут быть похожи только братья. Здоровенные, ширина плеч у каждого нереальная – оно и понятно, кузнецы худосочными дрищами не бывают. Ручищи – ну на фиг с таким здороваться. Сожмет чуть покрепче, и вместо кисти будет бесформенный кусок плоти с кучей сломанных косточек внутри. На лица вроде разные, но общие черты имеются.
Ну и еще похожести добавляла братьям чернота, намертво въевшаяся в кожу после долгого общения с кузницей, окалиной горячего металла и копотью от сгоревшего угля. Шаман и Медведь. Два отличных мужика, которые очень здорово меня выручили и которым я, судя по многочисленным головам боргов на шестах, изрядно подпортил их мирную жизнь.
Они смотрели на меня и молчали. Молчал и я, так как что-то говорить мне было банально стыдно. Напаскудил людям, которые сделали мне добро, – и снова приперся со своими проблемами…
– Долго в молчанку играть будем? – наконец поинтересовался Шаман. – Говори, чего надо.
Я поднял глаза, набрал в легкие побольше воздуха и выдохнул:
– Мне нужен нож.
Братья переглянулись, мол, совсем
