– Ну вот зачем так резко-то?! Ведь только-только ожоги начали схватываться…
– Хоре гундеть, братан! Видишь, как ему хреново?! Делай уже чего-нибудь! Целитель ты – или кто?!
Стоило оживающему сознанию зацепиться за раздающиеся над головой голоса, и терзающие тело адские муки ушли на второй план. Даже руки перестало кошмарить судорогами.
В глазах прояснилось, и я обнаружил пару новичков-крестников, склонившихся над мной на крохотной лесной полянке.
– Фкунф?.. Фаба?.. – пропыхтел я кое-как, дождавшись, когда ладонь бывшего участкового чуть ослабит захват.
– Начальник! Мы тоже так рады снова тебя увидеть! – тут же откликнулся Скунс, и от переизбытка чувств, в своей фирменной манере, шумно ароматизировал воздух.
– Вот ведь бздун, мля!.. Скунс, ну че ты опять, в натуре! Ведь целый час до этого без пердежа продержался, – попенял другу Жаба.
– Извини, я не специально.
– Да ну тя, нахрен…
– Эй! Мофет, уфе меня-фо отпуфтифь?! – возмущенно запыхтел я в так и не убранную от лица ладонь.
– А ты кричать не станешь больше? – строго спросил Жаба.
– Тут боты рыщут недалеко, – пояснил Скунс, смягчая суровый тон друга. – Мы опасаемся…
– Пофтораюфь, – кивнул я. И от движения головой глухо застонал.
– Да дай ты ему уже какое-нибудь обезболивающее, – фыркнул Жаба, отодвигая руку от моего рта. Но сам остался сидеть на корточках рядом, готовый в любой момент вернуть руку обратно.
– И рад бы, да нечего пока, – развел руками Скунс. – Дар мой еще двенадцать минут в откате будет. А живцом ты пару минут назад его хорошенько уже напоил. Перед следующей дозой живца надо выждать хотя бы минут двадцать. А то, вместо пользы…
– Эй, умник, – прохрипел я, прерывая действующее на нервы брюзжанье целителя. – Вот, возьми в моей правой руке… Надеюсь, знаешь, что с этим нужно делать?
Скунс, с быстротой мангуста, выхватил извлеченную мною из ячейки последнюю нить янтаря и, не скрывая разочарования, тут же заворчал:
– Только гладкая?.. При таком обилии травм, боюсь, она окажется малоэффективна.
– А ты не бойся, – прошипел я сквозь зубы, волевым усилием гася очередную волну боли. – Готовь раствор.
– Просто, узелковая была бы куда как эффективней. И если есть такая возможность, то разумно было бы…
– Слышь!.. Умник!.. Не беси меня! – рыкнул я.
И судя по тому, как отшатнулся знахарь, оглашая поляну раскатистым пердежом, получилось точь-в-точь по тигриному.
– Скунс, братан, ну че ты, в натуре, к начальнику привязался? – поспешил сгладить углы Жаба. – Ну, нет у человека узелковой нити… Потому, давай, дружище, не капризничай, и работай с тем, что дали.
– Да я ж, как лучше… Ну нет, так нет. Так бы и сказал. Чего пугать-то… – заворчав, Скунс отступил к сваленным в кучу у края поляны рюкзакам, и занялся приготовлением целительного снадобья.
– Млять! Че там копаешься-то?! Быстрее! – застонал я, закатывая глаза от очередного приступа адской боли.
Жаба снова потянулся ладонью к моему лицу, но наткнувшись на мой бешенный взгляд торопливо отдернул руку.
– Сказал же, вытерплю! – раздраженно прошипел я в его сторону.
– Скунс? В натуре, братан, куда ты там пропал? – поторопился переключить мое внимание Жаба.
– Мешаю уже, – откликнулся знахарь. – Еще минуточку надо подождать. Чтобы нить полностью растворилась в сиропе. Иначе…
– Быстрее! – взвыл я.
И Жаба таки снова заткнул ладонью мой рот.
Через бесконечно долгую минуту, наконец, вернулся Скунс с янтарным раствором и, ловко приподняв мою голову, умело меня напоил.
Целебное снадобье стимулировало регенерацию, как мятная конфетка газировку. Восстановительная энергия буквально захлестнула мои многочисленные болячки, и через считанные секунды после последнего глотка я почувствовал себя вполне живым и почти здоровым человеком.
Без подсказки Скунса понимая, что эффект гладкой нити янтаря продлится ненадолго, и за это «ненадолго», для ускорения восстановления, мне желательно постараться уснуть, я все же не мог отрубиться, не раскрыв секрета неожиданного и столь удачного появления крестников в нужное время, в нужном месте.
– Так мы ж… это ж… не одни ж… были ж… – смущенно залепетал под моим строгим взглядом Скунс, решившийся первым отвечать на вопрос.
– Млять, ну че ты палишься! – тут же зашипел на товарища Жаба. – Велено ж было: не портить сюрприз!
– Ну извини, – виновато потупился знахарь и звонко испортил воздух.
– Э-э, парни! А ну-ка отставить секреты! – возмутился я. – Знаете же, у меня времени нет долго вопросами вас пытать. Но, если не узнаю правды, я ж фиг засну!
– А, ладно, – махнул рукой Жало. – Ну это, начальник… тут, короче, такое дело… Ой!
Начавший колоться крестник вдруг разом примолк. А сидящий рядом с ним Скунс выдал очередную пахучую трель.
– Рихтовщик, определенно, ты хреново влияешь на своих парней, – раздался за спиной до боли знакомый женский голос.
Я так быстро развернул голову, что в шее что-то протестующе хрустнуло, и заботливый целитель, вскинувшись наседкой, закудахтал что-то об неразумной беспечности пациента… Но я его не слушал, а во все глаза смотрел на подбоченившеюся девушку в камуфляже, с огромной (практически в ее рост) винтовкой за спиной.
– Между прочим, до общения с тобой, он целый час у нас не пердел, – попеняла мне Слеза.
Она широко улыбнулась и задорно, как раньше, мне подмигнула.
– Ну привет, потеряшка.
Интерлюдия 13
– Че-то на душе тоскливо. Хреновое какое-то предчувствие, – покачал головой Скальпель. – Ты лично проследил, как этого говнюка в ящик упаковали?
– Обижаешь, шеф, – фыркнул Блоха. – Я даже помог ботам его туда затащить – заодно, и в вертолете ихнем впервые побывал. Они при мне с двух сторон засовы на крышке ящика заколотили. Не парься, шеф, зуб даю, Рихтовщик стопудово никуда от ботов теперь не рыпнется.
– А чего же мне так не по себе?
– Ну день-то сегодня вона какой нервный выдался…
– Да, пожалуй, ты прав…
Скальпель с помощником сидели на передних креслах роскошного «бентли», припаркованного у крыльца дома Скальпеля. Отец только что отвез домой сына, отлично сыгравшего свою роль в коварной родительской многоходовке, и передал Кванта в руки прислуживающего в доме гувернера, от которого, между делом, параллельно узнал, что отправленная на перерождение жена еще не возродилась.
– Но, все равно, нам лучше поторопиться, – продолжил Скальпель после короткой паузы. – Следует первыми встретить вернувшуюся после перерождения Галину, и как можно быстрее обработать девчонку, чтоб не сболтнула потом на людях чего лишнего.
– Без проблем, шеф. Особняк Ртути по-прежнему под контролем наших парней, – откликнулся Блоха.
– Лады. Погнали, тогда.
Но стоило Скальпелю завести мотор, как утреннею тишину пустынной улицы вдруг разорвала оглушительная канонада пробудившегося от спячки зенитного пулемета на крыше дома.
– Это еще че за херня! – взбеленился Скальпель. – Придурки перепились что ли там на радостях?! Ну-ка сгоняй, разберись… И идиота, что салют средь бела дня устроил, живо ко мне!
Блоха проворно выскочил из машины, но метнувшись было к дому, тут же развернулся и, нагнувшись к окну, растерянно попросил.
– Шеф, выйди. Думаю, ты сам должен это увидеть.
Чертыхнувшись, Скальпель выбрался из-за руля и, оказавшись на улице, как помощник, задрал голову к небу.
В самоубийственном штопоре на дом пикировал дрон, с застывшими винтами, вероятно, несколькими секундами ранее выскочивший из густой шапки зависшего нас стабом облака. Из-за огромной скорости падающего летуна, пулеметчик никак не мог поймать дрон в прицел зенитной установки, и дорогущие разрывные пули проносились мимо, даже не царапая пузатый корпус винтокрыла. Лишь в самом конце, когда до черепицы крыши оставалось всего пару десятков метров, одна из пуль настигла-таки цель.
Для хрупкого корпуса дрона этого единственного попадания оказалось более чем достаточно. Пузатый летун разлетелся над головами невольных свидетелей воздушного боя грудой осколков. Выполнивший свою работу пулеметчик тут же прервал обстрел.
