трав, закинула все это великолепие в котел и долго, долго варила, все шепча и приговаривая что-то. Когда зелье почти выкипело, она выбрала весь жмых, отжала его, перелила густой раствор, пахнущий как целый магазин специй, в другую ёмкость и щедро разбавила спиртом из огромной бутыли. На этом моменте я понял, что Лира готовит какой-то мощный эликсир. Ни разу не видел у нее таких трав, мела и таких долгих заговоров.
Пока зелье опять закипало, Лира высыпала в него какие-то бурые корочки из пробирки и, ткнув кинжалом в палец, добавила в раствор крови. Я передернулся. И ведь кому-то это пить.
И, когда зелье снова уменьшилось наполовину, ведьма достала с верхней полки бутыль, о которой я уже почти забыл. Бутыль была заполнена мутно-белым раствором, и где-то около дна там плавало что-то полупрозрачное и сморщенное. Это была бутылка с глазом мотылька в спирте. Лира вылила в раствор целую треть бутылки.
Дальше девушка достала из хроно-холодильника кусок синеватого мяса, испещренного трубочками, дырочками и оплетенного венами. Это было сердце мотылька. Лира отрезала кусочек размером с ноготь большого пальца, спрятала все сердце обратно, и перебила кусочек в фарш. Он тоже отправился в котел.
Дальше было колдовство. Лира встала над котлом, развела руки в стороны и начала говорить на туур. Я не понимал ничего, но судя по бледноватой, сосредоточенной физиономии девушки, взывала она к одному из Великих Духов. Ни один из Сонма не вызывал у девушки такого трепета, только Великие Духи.
Пламя под котлом вспыхнуло фиолетовым цветом, а по стенам начали плясать размытые полутени, в которых угадывались очертания зверей. Волки, медведи и прочие зайцы Солнца и Лун, бронированные и чешуйчатые создания Инферно, разнокалиберные мохнатые комки из Вьюги, силуэты рыб и крабоскорпионов из Последнего океана и извивающиеся, пляшущие черви с миллионом ножек.
Лира уже не говорила, а почти кричала, что-то требуя от духа. Долгое время тишину в комнате нарушал только громкий, требовательный голос Лиры и треск фиолетового огня под котлом.
И, наконец, котел ещё раз вспыхнул, и цвет пламени снова стал оранжевым. Тени исчезли, будто их и не было.
Лира устало опустилась на колени. Стало тихо, только гудели угли.
Через минут пять Лира встала, утерла потекшую из носа кровь, залила содержимое котелка в фильтр-установку и запустила ее.
Мы молча смотрели, как темно-зеленое, переливающееся золотом густое зелье течет сквозь тонкие трубочки, протекает сквозь фильтры, и, наконец, стекает тонкой струйкой в флакон.
Из котла воды, ведра трав и порядка пяти-семи литров спирта получился эликсир объемом едва ли четверть литра.
— Пошли, — с счастливой улыбкой сказала Лира, тряхнув флакон и увидев внутри вспыхнувшие золотые искры.
— Куда? Чего?
— В гостиную, будешь это пить.
— Чё?
— Ага, — тряхнула кудряшками Лира. Больше по привычке, конечно — в своей лаборатории девушка затягивала волосы в хвост. — Это оборотное зелье.
Я охренел.
Даже спустя минуту я не мог найти слов. Это же дорого, Лира. Спасибо, Лира. Лира, мне немного страшно. Лира, я не очень хочу это пить. Лира, я могу это выпить прямо сейчас?
Моя голова стала похожа на клей мельтешащих, жужжащих пчел-мыслей.
— Ну что, пошли? — Лира ещё раз тряхнула эликсиром.
— Ну, да, пойдем.
Пока мы шли в гостиную — путь совсем недалёкий, — я переживал. Вот что, что делать? Как я буду так… жить? Хочу ли я становится человеком? Я привык к своим миниатюрным размерам, привык к тому, что люди меня почти не замечают, привык к вечногоголодному, шаловливому, ленивому и яростному Коту.
Мы дошли. Лира села на диван и протянула мне зелье. Подавив неприятное чувство в животе, я встал на задние лапки и взял флакон в "руки". И никак не мог решиться вытащить пробку.
"Чего ждёшь," — проворчал Кот. — "Пей давай. Хозяйка старалась."
Четверть литра — дофига для кота. Но я выпил все.
Ранф был прав. Несмотря на красивый цвет, на вкус это были просто помои. Мел, тысяча трав и чуждый вкус мяса и внутриглазной жидкости мотылька создавали омерзительную феерию. Мне потребовалось не одно усилие, чтобы удержать эликсир в себе. И только потом меня вштырило спиртом. Крепость тут была порядка пятидесяти градусов. Ну или больше, но точно не меньше. Даже осс, славившийся крепостью, так не драл глотку.
— Ну что, чувствуешь что-нибудь? — поинтересовалась Лира.
— Ды-а чот п'ка ни-ет.
— Чего с тобой? — изумилась девушка.
— Й-а пьян.
Я с трудом залез в свое кресло и лег полежать. Лира честно ждала десять минут, не сводя с меня глаз.
— Ну как? Лучше?
— Лучше, — с удивлением констатировал я.
— Есть новые ощущения?
— Да, — ответил я.
Внутри меня словно появилась ненатянутая пружина. Крупная, от основания хвоста до горла. Каким-то образом, я мог управлять ею так, будто это обычная мышца. Просто одна и большая.
Нерешительно я эту мышцу сжал. Туго идёт. Сильнее. Сильнее, говорю! Вот так, полностью!
И тут я словно чихнул всем телом.
В глазах потемнело. Очнулся спустя минуту.
Первое, что я заметил, что кресло было каким-то более маленьким. А потом я заметил розовую кожу другого оттенка. И хвост на моих коленях. Без кисточки, вот проклятье. Понял, что мне немного мешают волосы и обрадовался — у меня есть волосы! Не придется носить парики! А потом я заметил то, что я был голый.
Кинул быстрый взгляд на Лиру. Девушка, ярко-помидорного цвета, смотрела в противоположную стену. Не глядя в мою сторону, она сгребла с дивана покрывало и кинула в мою сторону. Промазала — ком из покрывала упал на пол.
Я неуверенно встал на человечьи ноги, пошатнулся, упал на жопку, снова встал, подошёл к кому, наклонился, упал лбом вниз, ругнулся, поднял комок, едва поднялся сам, и, наконец, обмотался покрывалом на момент тоги.
— Можно смотреть, — сказал я.
Лира нерешительно повернулась ко мне. Все ещё помидорная. Милаха.
Странные какие мысли.
Воцарилось молчание. Только округлялись глаза Лиры, а я от волнения помахивал хвостом.
— Ну как я тебе? — спросил наконец я, наклонив голову набок.
— Э-эм, ты очень симпатичный. Но вот есть целый комплекс проблем.
— Каких?
— Я напортачила.
Лира встала.
Так, мать твою, подождите. Почему я на полголовы ниже нее?!
Я неуверенно подошёл к зеркалу. Оценил вид. Внимательно оценил. Вспомнил Эдвина, его отношение к тяжёлым ситуациям и его лаконичность в выражениях.
— Е…ть, — резюмировал я.
*****
Заканчивать томик на клиффхэнгере? Могу, умею, практикую.
А книжку я посвящу Мике.
Спи спокойно, Тучка. Ты была лучшей
