весь день можно. А ты играла вроде недолго.
Шанталь какое-то время пристально смотрела на меня и затем попросила:
– Увезешь меня отсюда?
– Уверена, что можно выписываться?
– Меня растерли, обкололи, накачали внутривенкой, – перечислила девушка. – Они могут меня выписать, если я захочу, а я хочу. Отвезешь к себе домой?
– К себе? – Мне показалось, что я ослышался.
– Да. Пожалуйста. Мне нельзя назад.
– Почему?
Шанталь сдавила уши, словно мои вопросы причиняли ей боль. Я чуть отстранился и произнес:
– Расскажи мне уже, что с тобой такое. Или буду настаивать, чтобы тебя оставили здесь. О тебе есть кому заботиться за пределами больницы?
– Есть, – ответила Шанталь. – Ты.
Она посмотрела мне в глаза с тревогой и непонятным одиночеством.
– Да, – выдохнула она наконец. – Я тебе верю, ты меня не обидишь и не дашь в обиду другим.
Не понимая, что тут еще сказать, я медленно покивал. Понятия не имею, что произойдет в ближайшем будущем. Та ли это ноша, которую я потяну? Но определенно – та, которую я готов хотя бы пытаться нести.
– У меня вещей никаких нет, – пожаловалась девушка. – Меня притащили в пижаме. Только не в этой, а в версианской. Разорвали ее всю.
– Тебя вытащили из костюма?
– Ага. Правда, я думала, что это ты первый придешь, даже дверь не запирала. Прости, что так получилось. Я действительно думала, что сама тебе открою. Немного недотянула.
– Ты была в игре, когда я должен был прийти?
– Вышла за полчаса. Думала, тебя дождусь, костюм даже снять не успела, но стало плохо, вызвала скорую…
Я чуть повернул ее лицо к себе и спросил:
– Сколько времени ты провела в игре?
– Все время, – ответила она.
– «Все» – это какое? – нахмурился я. – Версиана активна уже трое суток. Сколько из них ты провела в игре, Шанталь?
Она не ответила. Лишь смотрела на меня с чувством вины.
– Ты что, была в игре весь релиз? – воскликнул я в ужасе. – Костюм столько не держит жизнеобеспечение! Сутки, максимум – двое.
– Не держит, – еле слышно прошептала девушка.
Я отпустил ее подбородок, чувствуя, как руки трясутся сильнее. И спросил:
– Зачем?
– Старалась спастись.
– От кого?!
– От этой игры.
Уставившись в пол, я анализировал услышанное.
– Ты боялась вылезать из костюма в реальность, – повторил я. – Шанталь, почему? Реальность настолько ужасна?
Она не ответила.
– Ты для этого позвала меня к себе домой, – догадался я. – Чтобы я вытащил тебя – так же, как Джека, если что-то случится.
– Я знала, что ты меня не оставишь.
Я вскочил, расправил куртку, глядя на лампы дневного света и мучительно размышляя, как мне поступить. Какая-то часть меня утверждала, что меня подло использовали. Сам хорош! На что я надеялся?!
– Там не только краш-синдром, – произнесла Шанталь. Я повернулся к ней снова. – В палате на койке журнал висит, – вяло говорила девушка. – История болезни. Я его даже прочла. Не могу местами разобрать больничный почерк, но могу прочитать свое имя. Знаешь, что там написано?
– Что?
– У меня психическая статья, – ответила Шанталь, покачиваясь, словно ее клонило в сон. – Слишком долго лежала в костюме. Добровольно. Ко мне девочка-психолог заходила, долго расспрашивала. Версиана, знаешь, это популярная сейчас штука. На игроках уже исследования проводят. Мы же все – готовый материал для психиатрии, Денис, ты не понимаешь?
– Это всего лишь игра, – процедил я сквозь зубы. – Глупая, нелепая игрушка! Ты все воспринимала по-настоящему?
Шанталь трагически улыбнулась, охлаждая голову о стержень капельницы.
– А ты знаешь, что я там видела?
– Нет, не знаю. Расскажи, пожалуйста.
Она помотала головой, снова.
– Там, в моем журнале, – произнесла она, – в самом конце написано: «Делаж-психоз». Делаж – это моя фамилия по маме.
– Да, я знаю.
– Не понимаю, как так вышло, – медленно говорила Шанталь, подбирая слова. – Меня воспитывали чудесные родители. Меня все любили. Я следила за собой, ухаживала, старалась ни от кого не зависеть, читала много, не боялась работать с детства. Папа учил меня летать на вертолете и скакать на лошадях. Мама учила, как вести себя с парнями, за что я ей безумно благодарна. Я придумала название самой популярной игры. Мне через месяц двадцать семь лет. И знаешь, что я успела сделать к этому времени? Какова вершина моей жизни?
Девушка так всплеснула руками, что опрокинула капельницу, которую я испуганно придержал.
– Моим именем назвали психическую болезнь! – произнесла Шанталь в рыданиях. – Денис! Я теперь известна как первая пациентка с версианским психозом! Его назвали в мою честь! И мне с этим жить до конца моих дней!
Она уткнулась мне в плечо, а я лишь обнимал запутавшуюся девушку и по непонятной, омерзительной причине ненавидел себя самого.
Впустив Шанталь, я зашел следом и закрыл дверь. Девушка стояла на месте, с любопытством оглядывая прихожую. Я даже не пытался понять, что именно могло ее смутить. Ответов приходило не меньше полусотни, от вывернутого плинтуса до спущенного футбольного мяча. Вместо этого я снял с девушки свою куртку, в которой вез ее в такси. Она осталась в одной пижаме и смешных тапочках.
С ужасом я подумал, что сейчас она захочет сходить в душ – в не самое лучшее место в холостяцкой берлоге.
– Не помню, надо ли пижамку возвращать, – произнесла Шанталь. – В клинику…
Я прошел в комнату, чувствуя учащенное сердцебиение, включил там свет, пытаясь оперативно разобраться, какую уборку можно успеть произвести за полторы секунды.
Шанталь проследовала за мной. Похоже, ей было немного боязно, что неудивительно. Наверное, мне радоваться ее приходу не стоило. Достаточно подождать немного, пока девушка самовольно не сбежит из моей норы.
– Здесь уютно, – сказала она, подходя к креслу у компьютера. Села в него, покачалась из стороны в сторону.
– Геймерское? – спросила Шанталь. – Новое совсем.
– Да, люблю игровые кресла, – согласился я, вспоминая, есть ли у меня чай.
Рано я решил, будто реал не способен предоставить уникальные впечатления. Шанталь в больничной пижаме, с босыми ногами, сидящая в моей квартире, в моей комнате, в моем кресле, – самый дикий сюрреализм, который я мог представить. Если бы мне приснилось подобное – я бы с утра побежал к психиатру и не вылезал из «Альстромеры» до конца своих дней, а лечение оплачивал бы, работая там же по ночам уборщиком.
– Чай хочешь? – спросил я.
– Да, пожалуйста, – улыбнулась Шанталь. – Меня в больничке накормили, теперь надо чаем греться.
Я прошел на кухню, поставил чайник – и торчал там, пока он не закипел. Если Шанталь решила прийти, то пусть освоится самостоятельно, попривыкнет. Может, что и подметит свежим взглядом.
