покатилась к воротам. Медленно, но без привычной тяжеловесной вальяжности — наоборот, как-то дергано и суетливо, будто Дельвиг почему-то разучился водить. И не просто уезжал, а пытался поскорее удрать подальше.
Может, и правильно.
— Политическое? — переспросил я, устраиваясь на сиденье поудобнее. — Почему?
— Я не верю в совпадения, гимназист. — Дельвиг махнул рукой гвардейцу и придавил газ. — Слишком уж много власть имущих в столице скончались за последние полтора-два года. И при весьма загадочных обстоятельствах.
— Как раз с тех самым пор, как снова появились Прорывы. — Я вспомнил разговор с дядькой Степаном в свой первый день в этом мире. — Примерно.
— Вроде того, — кивнул Дельвиг. — Хотя уж этого добра хватало и раньше, особенно лет двести с чем-то назад. Орден Святого Георгия был создан еще при Петре Великом. Государь был любителем всего западного — поэтому и позаимствовал у Европы саму идею… В каком-то смысле нас можно считать рыцарями.
— И заодно монахами? — улыбнулся я. — Как тамплиеров?
— Нет. Да будет тебе известно, гимназист, должность капеллана соответствует церковному сану иерея. — Дельвиг язвительно оскалился. — Который, в свою очередь, относится к белому духовенству.
— Но жениться иерей не может. — Я зачем-то решил поспорить. — Конечно, если вы уже не…
— Нет. И желанием не горю.
То ли я наступил его преподобию на больную мозоль, то ли он в принципе не слишком-то любил разговоры на подобную тему, в машине повисла тишина. Неловкое молчание продолжалось пару минут, и я не слишком-то представлял, как его прервать — да и стоит ли вообще.
Но, к счастью, Дельвиг оказался не из обидчивых.
— Мои семейные дела, гимназист, как, впрочем, и твои, к делу не относятся, — продолжил он. — Пока Виктор Давидович и Петр Николаевич выдавливали из тебя все соки, у меня было время немного поразмыслить над именами, которые называла ее сиятельство княжна.
— И-и-и?.. — выжидательно протянул я. — Какие-нибудь выводы, ваше преподобие?
— И снова нет. Совершенно никаких. — Дельвиг чуть опустил голову и недовольно поморщился. — Хотя поначалу мысли все-таки были.
— Какие?
— Среди недругов рода Вяземских изрядного количество… скажем так, весьма консервативных стариков. Многие из них во всеуслышание объявляли себя самыми преданными сторонниками и чуть ли не лучшими друзьями государя императора, а также яростными ревнителями исконного уклада, традиций и самодержавия. — Дельвиг усмехнулся и убрал одну руку с руля. — Хотя на деле их вряд ли интересует что-то кроме сохранения собственных привилегий, которые существуют дольше, чем правящая династия.
— Понял… А что насчет убитых, ваше преподобие? — Я на всякий случай понизил голос, будто кто-то мог нас подслушать. — Кто они?
— Кто угодно. Будь среди них одни лишь сторонники модного европейского парламентаризма — ответ буквально лежал бы на поверхности, — отозвался Дельвиг. — Так что вряд ли эти события можно объяснить очередной грызней за власть и положение при дворе. Все куда сложнее — видимо, поэтому тайная полиция и зашла в тупик.
— И все же вы считаете, что дело в политике.
— Как знать — может, и нет. — Дельвиг крутанул руль. — Странные смерти случались и с теми самыми консервативными старцами… Вспомнить хотя бы покушение на семью князя Юсупова. А Вяземские, обычно младшие дети князя — напротив, все до единого сторонники либеральных идей.
— Да? Что-то не заметил, — ехидно отозвался я. — Ее сиятельство княжна не слишком-то похожа на ту, кто спешит избавиться от привилегий титулованного сословия. Хоть и лечит в больнице и рабочих, и крестьян, и…
— Не путай парламентаризм с народовластием, гимназист. И вообще — лучше поменьше болтай на такие темы. Это небезопасно. — Дельвиг чуть сдвинул брови и посмотрел на меня поверх очков. — И вообще — не наше с тобой дело решать, кто прав, а кто нет. Будем искать злодея, кем бы он ни был.
Я молча кивнул. Может, его преподобие и рановато списал со счетов политические мотивы загадочного колдуна, который изрядно проредил поголовье титулованных аристократов в столице, но в одном он точно был прав: вся эта возня и бодания между консерваторами и либералами нас не касается. И если уж я как-то обходил стороной обоих в моем старом мира на протяжении чуть ли не столетий — как-нибудь справлюсь и здесь.
У незримого врага есть вполне конкретные методы — и по ним его можно вычислить и поймать, пусть это и займет какое-то время. Есть вполне конкретные жертвы, которые он выбирал по определенным признакам… или вообще без всякой логики, если уж ее величеству судьбе вдруг захотелось столкнуть меня с магически одаренным психопатом и серийным убийцей.
А значит, есть работа — и ею-то я и займусь.
— Проходите, Владимир Петрович. Его сиятельство вас примет.
Мне даже не пришлось долго уговаривать. То ли моего визита по каким-то причинам уже ждали, то ли попасть на аудиенцию к главе рода Вяземских на самом деле было не так уж и сложно. Дворецкий — чуть ли не копия того, что встречал меня в особняке на Каменноостровском — изобразил поклон и развернулся к лестнице, указывая дорогу.
Без музыки и толпы гостей дворец казался еще больше — и еще роскошнее. Я на мгновение почувствовал себя чуть ли не в музее, и даже собственные шаги вдруг показались слишком громкими. Обитель рода Вяземских изрядно поддавливала золоченой тяжеловесной монументальностью — видимо, не слишком-то обрадовалась незваному гостю.
Как и сам князь. Его сиятельство встретил меня в полном соответствии с этикетом: отправил дворецкого, велел угостить кофе и мариновал ожиданием в гостиной не дольше четверти часа. Видимо, именно столько ему понадобилось, чтобы хоть как-то привести себя в порядок, надеть положенный для таких случаев костюм и переместиться в кабинет. Вероятно, что-то из этого даже пришлось делать в спешке, так что уважение моей скромной персоне досталось в полном объеме.
Уважение — но уж точно не радость. Когда за моей спиной закрылась дверь, я вдруг почувствовал холод. И не метафорический, а самый что ни на есть натуральный: камень и мрамор дворца еще не успели полноценно прогреться под летним солнцем, и во всем дворце было не слишком жарко, но температура в кабинете Вяземского оказалась ниже на два-три градуса — а может, и на все пять. То ли его сиятельство нервничал и ненароком хапнул из пространства вокруг слишком много энергии, заряжая Талант, то ли специально давал понять, что воспринимает мой визит в такую рань чуть ли как оскорбление.
Впрочем, я и сам был не в восторге.
— Доброе утро, Владимир Петрович. Могу я полюбопытствовать, что привело вас ко мне? — Вяземский демонстративно покосился на часы на стене. — Да еще и в столь ранний час?
— Прошу извинить меня за бесцеремонность, ваше сиятельство. — Я изобразил легкий поклон. — Но, к сожалению мое дело не терпит никакого промедления: не далее, как вчера вечером его благородие барон Михаил Тимофеевич
