Спас меня мой старший офицер, капитан Мур. Он влетел в зал через боковую дверь, он всегда влетал, словно кругленький метеор, торопливо отдал честь и протянул мне конверт, содержащий наш боевой приказ. Я шепотом посоветовался с капитаном, и она согласилась, что можно сразу объявить составу, куда нас направляют.
Чего нам можно было не бояться в этой войне, так это вражеских агентов. Под толстым слоем краски тельцианин, вероятно, сможет выдать себя за ходячий мухомор. Но неизбежно попадает под подозрение.
Холлибоу уже призвала их к вниманию и добросовестно рассказывала, какой я хороший командир, и что я в армии с самого начала войны, и если они хотят благополучно дожить до конца срока службы, пусть следуют моему примеру. Она не упомянула, что солдат из меня средний, просто мне везет. И что я дал деру из армии при первой же возможности, что я так один раз сделал, но на Земле мне не понравилось, и я вернулся назад.
— Благодарю вас, лейтенант.— Я занял ее место.— Вольно.— Я развернул единственный листок, где содержался наш приказ, и показал всем.— У меня есть для вас две новости: хорошая и плохая.— Старая шутка, однако вполне соответствовала сейчас действительности.
— Вот наш приказ, мы направляемся к Сад-сто тридцать восемь. Хорошая новость — непосредственно и немедленно мы в бою участвовать не будем. Плохая новость — нас используют как мишень.
Легкое движение в рядах — и тишина. Хорошая дисциплина. Или просто фатализм. Или неизвестно, что они думают о своем будущем или об отсутствии будущего.
— Сделать нам предстоит вот что... найти самую большую входную планету в системе Сад-сто тридцать восемь и построить там базу. Удерживать базу до особого приказа. Два или три года, скорее всего.
В течение этого срока нас, очевидно, атакует противник. Как вы знаете, удалось обнаружить определенную закономерность в передвижении противника от коллапсара к коллапсару. Со временем, возможно, удастся найти и планету тельциан. Пока же командование посылает группы перехвата, чтобы сковать экспансию противника.
В перспективе это и будет наше задание, мы войдем в число нескольких дюжин ударных групп, которые будут блокировать маневры тельциан на самых дальних границах нашей территории. Мне не нужно особо подчеркивать, какое это ответственное и важное задание. Если мы сумеем заключить противника в «мешок», мы выиграем войну.— «Но задолго до ее конца от нас и воспоминания не останется».— Я еще раз повторяю: нас могут атаковать в первый же день после высадки. Или, может статься, мы просидим спокойно на нашей планете все десять лет и отправимся домой.— «Ну да, держи карман шире!» — В любом случае, каждый должен поддерживать себя в лучшей боевой форме. Во время полета будут проводиться регулярные занятия гимнастикой и технической подготовкой. Особенно приемами постройки жилищ — нам придется создать базу и защитные постройки в самое короткое время.
Боже, я уже разглагольствую совсем как офицер.
— Есть вопросы? — Вопросов не было.— Тогда позвольте представить капитана Антопол. Капитан, прошу вас.
Антопол, едва скрывая скуку, обрисовала перед сборищем наземников основные характеристики и возможности «Масарика II», мое внимание особо привлек последний абзац, все остальное мне было известно.
— Сад-сто тридцать восемь — самый отдаленный коллапсар из тех, что посещались человеком. Он находится даже не в нашей Галактике, а в Большом Магеллановом Облаке, примерно за сто пятьдесят световых лет отсюда. Полет наш будет состоять из четырех прыжков и займет примерно четыре месяца субъективного времени. Разница во времени с базой Старгейт к моменту достижения Сад-сто тридцать восемь составит триста лет.
«И еще семь веков, если я доживу до возвращения. Какая, собственно, разница? С Мэригей мы расстались навеки, и больше никто и ничто для меня особого значения не имеет».
— Но не заблуждайтесь насчет противников, они тоже отправятся к Сад-сто тридцать восемь. Это будет нелегкая гонка, и выигрыша во времени у нас почти нет.
— Майор, у вас есть еще что-нибудь?
— Я...— начал я, привстав.
— Смирно! — прогремела Холлибоу. Мне следовало бы уже привыкнуть.
— Я бы хотел собрать всех офицеров четвертого эшелона и выше на несколько минут. Взводные сержанты, вы отвечаете за построение ваших людей в зале шестьдесят семь завтра утром в четыре ноль-ноль. Сейчас вы свободны. Разойдись!
Я пригласил пятерых офицеров в свой кубрик и вытащил бутылку настоящего французского коньяка. Стоила она два месячных оклада. Но на что мне еще тратить деньги?
Я раздал стаканы, но Алсевер, наш доктор, отказалась. Вместо этого она разломила маленькую ампулу и глубоко втянула воздух носом. Потом попыталась, без особого успеха, скрыть выражение эйфории на лице.
— Давайте сразу поговорим вот о чем,— сказал я, разливая коньяк по стаканам.
Смешанный хор — «да, сэр», и «нет, сэр».
— Считаете ли вы, что это... усложнит мое положение как командира?
— Сэр, я не...— начал Мур.
— Можно и без формальностей,— сказал я.— Здесь мы все свои. Я сам четыре года назад был еще рядовым — по субъективной временной шкале. Среди офицеров, в домашней обстановке — я просто Манделла или Уильям.— Пока я все это говорил, у меня появилось чувство, что я делаю ошибку.— Продолжайте.
— Хорошо, Уильям,— продолжал он,— я думаю, что лет сто назад это и могло бы стать проблемой. Знаете ведь, как люди тогда смотрели на такие вещи...
— Вообще-то я не в курсе. После двадцать первого века мои знания истории ограничиваются военным искусством.
— Гм, это считалось... как это сказать?
— Это считалось преступлением,— коротко заключила Алсевер.— Совет по евгенике тогда начал осуществлять план глобального перехода к гомосексуальности.
— Совет по евгенике?
— Да, это часть ИСООН, но действует только на Земле.— Она последний раз глубоко втянула носом воздух из пустой ампулы.— Идея была такова — вообще прекратить воспроизводство людей естественным путем. Во-первых, люди выказывали досадное отсутствие здравого смысла, выбирая генетического партнера, и, во-вторых, Совет считал вредным влияние расовых различий. Взяв полный контроль над воспроизводством, можно было за несколько поколений свести эти различия на нет.
Вот, оказывается, до чего уже дошло. Что ж, логично.
— Вы их одобряете? Как врач?
— Как врач? Я не уверена.— Она вытащила еще одну ампулу и задумчиво катала ее между большим и указательным пальцами, глядя в пространство.— В определенном смысле мне теперь работать легче. Множество болезней теперь просто исчезли. Но мне кажется, что они не так уж хорошо разбираются в наследственности, как они думают. Это совсем не точная наука. Если они что-то испортят, результаты проявятся через несколько веков.— Она сломала ампулу, поднесла к носу и два раза вдохнула.— Как женщина, впрочем, я весьма рада.— Холлибоу и Раек согласно кивнули.
