— Ой-е! Остановите их!
— Кем? Разве что твоей охраной…
— Нет уж! Не трогать с места!
— Больше у меня никого нет…
— Сделай что-нибудь, собака ленивая! Хоть что-нибудь сделай!
Поручик откуда-то знал, что эти слова обращены к тому, в чьем теле он сейчас находится. И знал, что услышал «собственный» голос:
— Не могу…
— Собака никчемная!
— Вот они! Вот они!
Тот, чьими глазами поручик смотрел на происходящее, повернул голову в ту сторону. Его охватила столь лютая ненависть, что у поручика на миг помутилось сознание.
Конный отряд в желтых плащах, выстроившись клином, отчаянно прорубался к холму. Над ним реяло странное знамя: на высоком шесте — диск золотого цвета с каким-то неразличимым отсюда изображением и по его краям развеваются конские хвосты красного цвета. Нападающие, отсюда видно, охвачены какой-то бешеной решимостью, они ломят, словно кабан сквозь камыши, рубятся отчаянно, их сабли мелькают, порой представая широкими сияющими полосами, — а защитники холма, наоборот, дрогнули, потеряли себя, они еще дерутся, еще держат подобие строя, но видно, что их боевой дух бесповоротно сломлен и очень скоро они способны припустить врассыпную…
Тот, в чьем теле поручик оказался, кипел от ненависти — а вот сам поручик, если бы удалось такое, рот бы разинул от несказанного удивления…
Это Лиза рубилась в первых рядах атакующего клином конного отряда, прямо под знаменем с багряными конскими хвостами. Он не мог ошибиться — ее лицо, пусть и искаженное сейчас яростью, ее волосы, длинными прядями выбивавшиеся из-под золоченого шлема, ее глаза. Сверкающая кольчуга, украшенная чеканными золотыми дисками, желтый короткий плащ с прорехой от сабельного удара, черный высокий конь с пенной мордой и бешеными глазами, богатая уздечка, увешанная причудливыми бляхами…
Ее сабля обрушилась — и заступивший дорогу всадник грянулся под копыта, а конь с опустевшим седлом шарахнулся в сторону. Одним отчаянным рывком отряд в желтых плащах продвинулся на несколько конских корпусов. Оборонявшиеся раздавались в стороны, отступали, как ни надрывался частыми ударами гонг на холме, как ни орал оглушительно кто-то рядом с поручиком.
Багряные конские хвосты оказались уже совсем близко. Поручик видел, как Лиза, привстав на стременах насколько удалось, крест-накрест махнула саблей над головой. Слева вылетел еще один построенный клином конный отряд в желтых плащах, но без знамени — и, разворачиваясь лавой, пошел на соединение с первым. Гонг замолчал.
Тот, в чьем теле поручик оказался, не отводил от Лизы глаз, кипя от ярости, даже, кажется, рыча и подвывая под нос. Они встретились взглядами — и Лиза, улучив момент, погрозила клинком, улыбнулась так, что у любого мурашки пошли бы по коже. Это была она и не она — дикая амазонка, совсем близко увидевшая заклятого врага, предвкушавшая встречу и расплату… Такой никак не могла быть его Лиза, благонамеренная барышня из хорошей купеческой семьи, — но эта отчаянная предводительница лихих конников походила на нее, как две капли воды. С окровавленным клинком, разметавшимися волосами, сбившимся набок шлемом, горящими глазами — удалая и яростная, она была прекрасна… И для кого-то сейчас — сама Смерть…
Очаровательная дикая смерть рвалась к холму во главе своей бешеной оравы. Сине-черные поворачивали коней, пытаясь уйти, кто-то заверещал, как заяц, справа несколько беглецов столкнулись, их кони упали, образовав кучу-малу… До золотого диска, обрамленного багряными конскими хвостами, казалось, можно уже добросить камнем, теперь видно, что на нем отчеканена волчья голова в окружении непонятных знаков. Желтые плащи достигли отлогого подножия холма. Послышался знакомый женский голос, исполненный незнакомой ярости и воли:
— Живыми! Всех — живыми!
— Прочь! Прочь! — отчаянно завопил кто-то рядом.
Стоявшие на вершине всадники поворачивали коней, галопом спускались с противоположной стороны холма. Чей-то конь слева споткнулся, полетел через голову вместе с всадником. Тот, в чьем теле поручик находился, несся за остальными.
Потом была долгая, бешеная скачка очертя голову по необозримой степной равнине — на горизонте справа и слева виднелись округлые холмы, слишком правильные, кажется, чтобы быть творением природы. Рассмотреть их толком не удалось — всадник остервенело понукал коня, стараясь не отстать от спутников; трава, цветы — все сливалось в пеструю полосу, несущуюся под ноги с невероятной быстротой, впереди столь же неразборчивыми яркими пятнами мелькали силуэты собратьев по несчастью…
Неизвестно, сколько продолжалась скачка — но, такое впечатление, довольно долго. В конце концов всадники с галопа перешли на крупную рысь, теперь только поручик мог рассмотреть, что их шестеро (не считая «его самого»). Местность вокруг изменилась, появились высокие утесы, уже ничуть не напоминавшие дело человеческих рук, — их бока зияли бугристым нагромождением камня вынесенных на поверхность подземных пластов. И сейчас в степях под Шантарском таких сколько угодно.
Окружающий ландшафт становился все более гористым. Кони, перейдя на шаг, цепочкой двинулись меж громоздившихся утесов, то поросших густым лесом, то голых, поднимаясь вверх, вверх… Вереница всадников проехала по узенькому карнизу — справа каменная стена падала вниз вертикальным обрывом, далеко внизу — так далеко, что могучие сосны казались не более спички, — протянулась обширнейшая долина, замкнутая у горизонта цепью темно-синих горных вершин. Справа вздымалась стена светло-рыжего, выкрошенного временем камня.
Они оказались в небольшой, почти круглой, окруженной со всех сторон скалами долине. Посередине располагалась небольшая крепость: четыре круглых башни по углам и одна над невысокой аркой ворот, кладка из неотесанного камня, невысокие зубцы по гребню стены, по вершинам башен, синее знамя с черной птицей, вяло трепыхавшееся на слабом ветерке…
На стенах там и сям стояли люди. Кто-то распахивал створку ворот — из потемневших от времени толстенных деревянных плах, скрепленных грубо выкованными железными полосами, — и створки туго поддавались с тягучим противным скрипом.
Всадники въехали во двор, посреди которого стояло незатейливое каменное здание с окошками-щелями и острой крышей, покрытой чем-то наподобие темной черепицы чешуеобразной формы.
Спешившись, прибывшие разделились: пятеро оставшись во дворе, а один направился в дом в сопровождении того, кем был поручик. Длинный синий плащ волочился по каменным плитам, сквозь которые пробивалась чахлая зеленая травка, человек наступил на него, едва не упал, досадливо дернув плечом, рванул застежку, сбросил плащ и, не оглядываясь, вошел в дом.
