Всадники въехали во двор, посреди которого стояло незатейливое каменное здание с окошками-щелями и острой крышей, покрытой чем-то наподобие темной черепицы чешуеобразной формы.
Спешившись, прибывшие разделились: пятеро оставшись во дворе, а один направился в дом в сопровождении того, кем был поручик. Длинный синий плащ волочился по каменным плитам, сквозь которые пробивалась чахлая зеленая травка, человек наступил на него, едва не упал, досадливо дернув плечом, рванул застежку, сбросил плащ и, не оглядываясь, вошел в дом.
Небольшая комната с чем-то наподобие камина в углу, сложенным из плоских коричневатых камней. Длинный грубый стол посередине, окруженный такими же нескладными табуретами. На один из них шагавший первым тяжело опустился, снял золоченый шлем, со стуком опустил его на стол. Ссутулился, поник, как человек, потерпевший нешуточное поражение.
Лицо у него было не то чтобы яростное, но злое, унылое, кислое. Довольно пожилой, обрюзгший, со спутанными полуседыми волосами и такой же бородкой. Совершенно европейского облика человек, ничего от азиата.
Тот, кем был поручик, остался стоять. Никаких его мыслей поручик не чувствовал, даже если тот и думал, — а вот настроение передавалось, как это было с ненавистью, испытанной на поле битвы к двойнику Лизы. Смесь беспокойства и злости.
Пожилой поднял глаза, произнес с нескрываемой неприязнью:
— Ну и что же, Бирлей? Что будем делать дальше, как жить станем?
Бирлей — тот, кем сейчас был поручик, — ответил довольно спокойно:
— Если рассудить, ничего страшного не произошло. Ты вернешься в Гашун, там немаленькое войско…
— И потом? Что молчишь? Воевать, воевать и воевать…
— Обойдется…
— А если не обойдется? — резко спросил пожилой. — Ты-то сам веришь, что обойдется? Наверняка не веришь, и правильно… Сам все понимаешь. Сам видишь, что Айланат остервенела. Она теперь не успокоится, пока до тебя не доберется… что еще хуже, не успокоится, пока не доберется и до меня. Мне совсем не улыбается иметь ее врагом. Потому что она не остановится… Я бы на ее месте тоже не остановился. Если бы моего брата убили в спину по ее наущению.
Бирлей усмехнулся:
— Только не говори, что я тебя принуждал. Ты и сам был не прочь…
Пожилой грохнул кулаком по столу и заорал, напрягая жилы на морщинистой шее:
— Ну да! Я его ненавидел! Но если бы мы убивали всех, кого ненавидим, невозможно было бы ни проехать, ни пройти, вся земля была бы покрыта трупами… Один я никогда бы не решился. Это ты меня убедил, что все пройдет гладко, что эта бешеная девчонка отправится вслед за братом, что твое волшебство победит всё и всех… И что получилось? Айланат живехонька и жаждет отомстить, у нее две тысячи сабель, на ее стороне все южные города до самого устья, а те, что пока колеблются, дают понять, что не одобряют моих поступков, а значит, вскорости к Айланат и переметнутся… А главное, оказалось, что твое хваленое волшебство не действует…
— Я же тебе объяснял. Сейчас неблагоприятный период…
— Ну да, ну да… — язвительно усмехнулся пожилой. — Я не дурак, понимаю с грехом пополам. У тебя сейчас нечто вроде месячных истечений у женщины, ты слаб и бессилен, много времени пройдет, прежде чем ты наберешь силу… Я правильно понимаю?
— Правильно.
— А почему ты меня сразу не предупредил, что бывают неблагоприятные периоды? Только не говори, что ты и сам не знал, не поверю. Ни за что не поверю… Как ты мог такое про себя не знать? Если живешь сотни лет?
Воцарилось угрюмое молчание. В зальчик тихонько вошел седой старик, нисколько не похожий на воина: в длиннополой темно-красной одежде, с затейливым украшением на груди, худой, как камышинка, с тонкими слабыми руками. Не произнеся ни слова, он сел поодаль. Ни пожилой, ни Бирлей не обратили на него внимания, покосились мельком и тут же отвернулись.
— Все еще можно поправить… Выждать, пересидеть… Когда вернутся силы…
— А ты уверен, что Айланат не достанет нас раньше? — поморщился пожилой. — Ты уверен хотя бы, что она об этом укреплении не знает? Что они нас не перехватят по дороге в Гашун? Опять молчишь? Твои надежды плетью по ветру писаны…
— Бирлей… — тихонько произнес сидевший поодаль старик, — что тебе нужно, чтобы восстановить силы? Можешь хоть сейчас не вилять?
— Мне она нужна, — неохотно бросил Бирлей.
— Айланат?
— Да.
— Кровь? Душа? — спросил старик с какой-то омерзительной деловитостью. — Пепел от сожженной? Что-то еще?
— Ну, зачем же все усложнять… — усмехнулся Бирлей. — Мне достаточно тела. Достаточно ее взять, овладеть, насытиться…
Старик рассмеялся тихим дребезжащим хохотком:
— Бирлей, ты меня уморишь… Всерьез полагаешь, что теперь можешь вызвать ее любовь?
— Да при чем тут любовь, ты, поросший мохом чурбан? — заорал Бирлей так, что старик отшатнулся, а пожилой подскочил на стуле. — Какая такая любовь? Мне достаточно ее взять… или ты такой дряхлый, тарбаган старый, что забыл, о чем идет речь? Давненько тебе не приходилось…
— Давненько, — кивнул старик. — Но я прекрасно помню, что это означает. Значит, вот так, Бирлей… Чтобы восстановить прежнее могущество, необходим сущий пустячок, всего-то-навсего поймать девчонку, привести ее к тебе, а уж подол, чтобы не утруждать помощников, ты как-нибудь задерешь и сам… Мелочь, пустячок, сущая безделица. Всего-то-навсего силком взять Айланат… которая сейчас скачет во главе отряда в две тысячи сабель… В то время как наше войско рассеяно, с нами сейчас горсточка людей, а до Гашуна еще нужно добраться… У тебя невероятно скромные требования, Бирлей, я-то думал, ты захочешь чего-то гораздо более трудного…
— Ты хотел правды, и ты ее узнал… — с прежним спокойствием обронил Бирлей.
Пожилой и старик переглянулись. Пожилой, которому явно стоило больших усилий держаться спокойно, произнес:
— Если подумать, от тебя сплошные несчастья, Бирлей. Ты меня убедил, подтолкнул к действиям, поначалу все шло просто прекрасно, но потом… Мы не просто проиграли. Сдается мне, я в безвыходном положении.
— Ага… — сказал Бирлей. — Получается, я один во всем и виноват? Ты был добрым, благородным и кротким, ты мухи не обидел, мечтал стать то ли отшельником-звездочетом, то ли пастухом в глуши, а потом объявился коварный гнусный Бирлей и совратил тебя с благородного пути? Это я тебя надоумил попробовать завладеть Золотым Дворцом, это я тебе внушил, что всех, кто окажется на пути, можно и убить… Да? А ты, конечно, невинен, как младенец… Самому тебе ничего и в голову бы не пришло…
Пожилой тяжко вздохнул:
